Я схватилась за кинжал, выставив его вперед, а через мгновенье мое сердце ухнуло вниз, а губы предательски дрогнули, когда на меня смотрели синие глаза, а на лице расплывалась нехорошая улыбка. «Посмотри внимательно! Это тот, кто не собирался тебя спасать! Да-да!», — ехидно заметил внутренний голос. Сердце ликовало, таяло и нежилось, глядя на ползущую вверх бровь и дьявольскую улыбку на лице.
— Я нашел одну красавицу, в очень мрачненьком лесу, — улыбка стала еще шире и обольстительней. — Она мокрая, продрогшая… Я домой ее несу…
Мне кажется, или что-то похожее я слышала про крысу?
— Я рад тебя видеть! — улыбка стала ослепительней и шире, а черная птица села на ветку, глядя на нас и резко поворачивая голову.
— Да, слепота — это та еще напасть. Рада, что прозрел, — язвительно ответила я, пока сердце неизвестно почему прыгало от счастья и посылало импульсы добра и любви всему суровому средневековому миру. Не смотря на то, что между нами было всего лишь метра три, я не спешила нарушать дистанцию с радостными визгами и воплями.
— Можно я немного побуду мерзавцем, и скажу, что у меня под плащом тепло, но снимать я его не собираюсь? — вкрадчиво произнес Мордред, глядя на меня загадочным и насмешливым взглядом.
— Грейся, — с улыбкой ответила я, пристально глядя на улыбающегося «спасателя».- Кто ж тебе мешает! Можешь почесать свое мужское тщеславие вон об то дерево!
— Я думал, что я тебе нравлюсь. И ты даже рада меня видеть, — снова с улыбкой заметил Мордред, а я не сводила с него глаз.
— Слушай! Где же ты мог ее потерять? Сходи в кустики и посмотри! Твоя совесть должна быть где-то рядом. Она у тебя маленькая и косолапая, так что уползти далеко не могла, — как можно невозмутимей ответила я, пытаясь скрыть улыбку.
— А где же романтичное «спасибо, дорогой рыцарь»? — уже без улыбки заметил Мордред, направляясь ко мне. — Хорошо, поступим по-другому. Держите, моя королева.
Он щелкнул застежками и стянул плащ, протягивая его мне, встав на одно колено и склонив голову. Я протянула руку, глядя на черные локоны и любуясь ими, а мои пальцы прикоснулись к черной ткани.
— Большое спаси… — начала я, потянув добычу на себя, но закончить не успела, чувствуя, как его рука хватает меня за руку и притягивают к себе, сжимая в руках и дыша так, словно конь просто бежал следом от самого Камелота. На мои плечи упал тяжелый плащ, я чувствовала, как по моей щеке скользят волосы.
— Почему улыбаешься? — шептали мне, сжимая лицо в моих руках и исступленно гладя. — Я спрашиваю, почему улыбаешься? Поверила?
Попробуй тут блаженно не улыбаться, когда впервые за долгое время тебе тепло, а нежные пальцы гладят по щекам. И мне, пожалуйста, пару поцелуев за вредность! Что-то внутри таяло, а я не верила, в то, что происходит… Я не верила ни в то, что это его руки гладят меня, его глаза смотрят на меня, затуманившись нежностью, не верила в то, что на моих плечах лежит его плащ, согревая меня после долгого озноба… Вот бывает такое, что ты так долго чего-то ждешь, а потом, когда оно случается, ты просто не веришь?
Ох! Сердце тревожно забилось, а моя рука погрузилась в его волосы, заставив меня простонать от наслаждения… Да! Как же я этого хотела… Я смотрела на свои пальцы и черный локоны, струящиеся сквозь них, и медленно умирала от восторга.
— Вот зачем ты так делаешь? — прошептали мне, обнимая меня за плечи. — Так нельзя делать…
Я с нежностью перебирала каждую прядь, раскладывала их и любовалась, чувствуя, как замирает мое сердце, когда мой тающий от восторга взгляд встречается с пронзительной синевой чужих глаз. С любовью я раскладывала волосы по его плечам, наслаждаясь тем, как они оттеняют бледность лица, а красиво очерченные губы приоткрываются, словно для поцелуя. Вот сейчас скажет какую-нибудь милую гадость. Послышался смешок, а меня отстранили, глядя с таким коварством, что внутри все стало негодовать. Пальцы и сердце требовали продолжение банкета, а совесть проснулась, глядя на мир сонными глазами: «Кто здесь?». «Никто, спи дальше!», — зашипела я на нее, а она снова свернулась и захрапела.
Хищная птица слетела с ветки и с клекотом взмыла над верхушками деревьев, делая большой круг над лесом, пока ее хозяин провожал ее взглядом. Он повернулся ко мне, а его зрачок моментально расширился, поглощая радужку, на его лице мелькнула тень улыбки.
— Да, да, идиот, Гвиневра именно в том медведе, просто он не сознается, — с усмешкой заметил Мордред, глядя странными глазами куда-то в пустоту. Внезапно его лицо озарила хищная улыбка, а где-то над нами послышался крик птицы. — Попался!
Прямо мне в ноги шлепнулось что-то пушистое и дохленькое. На траве лежал серенький зайчик, вызывая у меня жалобное дрожание губ.
— Я имел в виду, разведем костер и приготовим, а не разведем сопли и похороним… — усмехнулся Мордред, а гордая птица присела на ветку. Я чувствовала безграничную жалость к снулому пушистику. — Судьба у него такая…
— Надо его похоронить, — заметила я, понимая, что совесть победила голод. Ну не могу… — Я не ем пушистиков… Я ем только коров, свиней…
Глаза птицы было сложно описать словами. Я мысленно представляла, как бедное пернатое выбиваясь из сил тащит мычащую буренку над лесом.
—Я так понимаю, что заяц у нас — священное животное, — с усмешкой заметил Мордред, после того, как я потребовала похоронить его. Через двадцать минут панихиды по зайцу с выкапыванием ему мечом могилы, на меня косо смотрела даже лошадь.
— Я его совсем не знала, — всхлипнула я, присыпая зайца земелькой.
— И узнавать поближе отказалась, — вставила одна красивая язва, пока я смотрела на ямку.
— Поэтому даже не знаю, что сказать, — мрачно отозвалась я, обиженно сопя в сторону охотника и засыпая тело зайца земелькой и поглядывая на грибы, спрятавшиеся под деревом.
— Что-то мне подсказывает, что ты был очень вкусным зайцем… И отлично жарился бы на огне до хрустящей корочки, — вставил язвительный голос за моей безутешной спиной.
— Не надо обижать братьев наших меньших и неразумных! — перебила я, чувствуя, как желудок начинает срочно требовать эксгумации зайца и хрустящей корочки.
— Ланцелоту было бы приятно это слышать, -согласился Мордред, уходя в лес. Конь остался? Значит, вернется. Я сидела рядом с холмиком и боролась с желанием стать Ларой Крофт расхитительницей заячьих гробниц, осквернительницей грибниц. Через минут десять я увидела знакомую фигуру, а потом обомлела, видя перепачканные в крови пальцы, прижатые к груди.
— Что случилось? — я бросилась к нему, перепугавшись ни на шутку. — Покажи… Не молчи… Тихо, тихо… Кто посмел? Как?
На меня смотрели страдальческим взглядом, а между пальцев стекала алая кровь.
— Покажи... — прошептала я, чувствуя, как дрожат губы. — Мой хороший… Я сейчас что-нибудь придумаю…
И тут я увидела, как страдальческое лицо озаряется дьявольской улыбкой, окровавленная рука раскрывается, а на ней…
