— Вижу, вы с Люси по-прежнему воркуете.
Ханкс дернулся: Пелл начал зондировать рану.
— Кто женится на богатой вдове, тот пожнет бурю. Ага, вот она! — Он потыкал концом зонда в пулю.
Ханкс ахнул от боли.
— С какого расстояния?
— Пятнадцать шагов.
— Пятнадцать? Она должна была пройти кость насквозь.
— Она сначала прошла через другого человека.
Доктор Пелл фыркнул:
— Повезло тебе. А ему нет. Люси! Что за женщина!
— Я могу помочь? — спросил Балти.
— Вон, видите, деревяшка. Дайте ее Хайрему.
Деревяшка была покрыта вмятинами от зубов. Балти протянул ее Ханксу. Тот подозрительно всмотрелся:
— Кто ее жевал?
— Если ты умрешь от инфекции, то не от этой.
Ханкс отшвырнул деревяшку:
— Я рискну.
Доктор ввел в рану экстрактор. Ханкс с усилием втянул воздух и оскалил зубы.
— Надо было тебе дать лауданума.
— Я знаю, ты предпочитаешь одурманенных жертв, — буркнул Ханкс. — Им трудней заметить, что ты вообще не смыслишь в медицине. Господи!
Пелл пропихнул экстрактор поглубже:
— Я предпочитаю одурманенных жертв, как ты изволил выразиться, чтобы не слушать их нытье. Не дергайся.
Он вытащил пулю, поднес к свече, чтобы разглядеть, и с лязгом уронил в металлический поддон:
— У лауданума есть и еще одно достоинство — жертвы меньше сопротивляются, когда я выставляю им счет.
Он плеснул в рану бренди (Ханкс зашипел сквозь стиснутые зубы), намазал мазью и перебинтовал плечо.
— Ты потерял много крови. Тебе надо лежать несколько дней. И есть побольше красного мяса.
Балти застонал.
— А выпить как следует? — спросил Ханкс.
— Воистину, — ответил доктор. Он взглянул на Балти. — Нас не представили друг другу.
— Балтазар де Сен-Мишель.
Доктор развеселился:
— Вот это имечко. Vous parlez français?
— Bien sûr. Depuis enfant. Mon père était en service au roi Henri Quatre. Et après, au roi Louis Treize
[36].
У Пелла округлились глаза:
— Боже милостивый. De mon part, quand j’était jeune homme, j’était en service au roi Anglais Charles le Premier. Comme gentilhomme du cabinet. A ce temps, j’ai poursuivi une dame d’honneur dans la cour de sa reine française, Marie-Henriette. Une dame vraiment ravissante. Malheureusement, il a fini mal quand…
[37]
Ханкс застонал:
— Если вы намерились и дальше квакать, как лягушки в пруду, то мне точно понадобится лауданум.
— Хайрем, ты привел мне шевалье!
— Так вот что он такое.
— Нам надо о многом поговорить. О многом!
И они поговорили — за восстанавливающим силы ужином из омаров и устриц, под неплохое вино. Из деликатности Ханкс не стал рассказывать Пеллу историю Благодарны, ограничившись лишь описанием поисков судей-цареубийц; он поведал, что произошло на утесе и как Бартоломью выступил в роли спасителя. Пеллы слушали как зачарованные. Они хорошо знали те места и действующих лиц.
Пелл, вынужденно покинув двор Карла Первого после неудачного романа с камер-юнгферой королевы Генриетты-Марии, отправился на войну с Голландией — ту, что потом прозвали Тридцатилетней войной. Тогда это было модно среди молодежи из хороших семей. Пелл служил под началом барона де Вера Тильберийского и присутствовал при осаде и взятии Буа-ле-Дюка.
В 1635 году, выучившись на врача, он завербовался на службу в Новой Англии, в форте Сэйбрук, лейтенантом и хирургом. Он был неподалеку отсюда, в форте Мистик, в 1637 году, при завершающем аккорде пекотской войны, когда капитаны Мейсон и Андерхилл окружили деревню и убили семьсот человек — мужчин, женщин и детей, — предав их пулям, огню и мечу.
Андерхилл разжаловал Пелла за то, что тот замешкался на борту корабля и не сразу сошел на берег лечить раненых. Пелл возражал, что это нечестно. Он дождался, пока на берегу стало безопасно, а затем сделал все, что мог. И по сей день, почти тридцать лет спустя, та резня являлась ему в кошмарных снах — кучи ампутированных рук и ног, вонь от сотен тел сожженных заживо индейцев.
Он ушел с военной службы и переехал в другую точку коннектикутского побережья — в новую колонию Нью-Хейвен, основанную Итоном и Дэвенпортом. Он хорошо зарабатывал как хирург, но среди суровых «святых» так и не стал своим из-за неискоренимого благодушия и пламенного роялизма. «Святые» же, в свою очередь, приводили его в отчаяние унылыми лицами и непоколебимой мрачностью. Он сказал, что может по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз слышал смех за все годы своей жизни в этих местах. Он презирал господствующую среди «святых» теорию, согласно которой индейцы Новой Англии происходили от потерянного колена Израилева. Эта теория была основополагающей в мировоззрении пуритан — ведь если индейцы и сами потомки переселенцев, значит англичане — такие же переселенцы, только недавние — имеют не меньше, а может, и больше прав на здешние земли. Точно так же Пелл терпеть не мог другое убеждение пуритан — что Господь послал мор, дабы освободить эту землю для англичан. Из-за такой разницы во взглядах ньюхейвенцы не питали особой любви к доктору. Окончательно он поссорился с Дэвенпортом в 1650 году, когда отказался присягнуть на верность Оливеру Кромвелю. И без того напряженные отношения с местными жителями совсем испортились, когда Пелл женился на Люси Брюстер, грозной нравом, острой на язык вдове богатого купца. Люси презирала пуритан и демонстративно отказалась платить Нью-Хейвену налог на наследство покойного мужа. «Отлично, курочка моя, — хвалил ее Пелл. — Потратишь эти деньги на меня, а не на святош». Непримиримые, оба с сильными характерами, супруги постоянно ссорились и обожали друг друга.
Они без сожалений покинули Нью-Хейвен и переехали на двадцать миль вдоль берега, поселившись в местах, известных своими прекрасными полями
[38]. Пелл впервые побывал тут во время пекотской войны, вместе с людьми Андерхилла, когда те преследовали бегущих пекотов. Теперь это племя истребили почти полностью. Пленников заковывали в цепи и отправляли в рабство на Барбадос — на плантации. Один мыс на здешнем берегу назывался Голова Сахема — память о вожде пекотов, которого убили, отрезали голову и прибили ее к дереву.
