— Прошу тишины.
— Пристрели его, — сказал Балти. — Потом пристрели Покайся. У тебя два пистоля. У Покайся только один.
Покайся ударил Балти рукояткой по перевязанному уху. Балти дернулся от боли.
Ханкс понял, что Балти ему сказал: «У Покайся только один из моих пистолей».
Он обратился к Джонсу:
— Я сейчас уберу это речевое затруднение. А вы, сэр, прикажете своему другу опустить оружие. Согласны?
Джонс кивнул — зубы лязгнули о железо.
— Опусти пистоль, — скомандовал он индейцу.
Тот не обратил внимания.
— Проклятье! Делай, что тебе говорят!
Покайся опустил пистоль.
— То-то, — сказал Ханкс. — Так гораздо душевней.
Он смотрел, как Покайся держит пистоль. Умеет ли он вообще стрелять? Может, и нет. Тот пистоль, что дал ему Бартоломью в знак мира, собственный пистоль Ханкса, был испорчен. В отличие от голландцев, готовых продать кому угодно что угодно за хорошую цену, англичане строго соблюдали законы, запрещающие снабжать индейцев огнестрельным оружием.
Может ли Покайся промахнуться с такого расстояния? Если Ханксу удастся спровоцировать его на выстрел, у Балти будет шанс достать второй пистоль.
Ханкс повернулся спиной к Покайся и подошел к Уолли и Гоффу — чтобы увеличить расстояние между собой и индейцем. Он напрягся, ожидая выстрела. Но Покайся не стал стрелять. Ханкс понял две вещи: во-первых, Покайся не умеет обращаться с оружием, а во-вторых, он достаточно умен, чтобы это понимать.
Ханкс обратился к цареубийцам:
— Генерал-лейтенант Уолли, генерал-майор Гофф. Нас не представили. Хайрем Ханкс, полковник Коннектикутского ополчения, в отставке. К вашим услугам.
— Он здесь не для того, чтобы вам служить, — вмешался Джонс. — Он пришел вас убить. Он и вон тот его приятель.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Ханкс. — Мы пришли убить вас. И вашего краснокожего друга.
Ханкса осенило: надо вывести индейца из себя!
Он скорчил гримасу отвращения:
— Боже, но как от него разит! Я отсюда чувствую вонь. Как вы это выносите? — Он засмеялся. — Впрочем, вы и сами тот еще букет роз, а? Надо было бросить вас там, в поле, в куче рыбьих потрохов. Отличный вышел бы ужин для зверей. Они бы вас до сих пор там жрали.
Ханкс повернулся боком, чтобы уменьшить площадь мишени. Он обращался к цареубийцам, словно читая им лекцию о местных обычаях и нравах:
— Конечно, хуже квирипи не воняет никто. Нечистоплотное племя. Впрочем, это не самый большой их недостаток. Они воры. Головорезы. Трусы. Крадутся по кустам. Не воины. Вот этот, который там стоит, он целую семью похоронил заживо. Отца, мать и мальчика-сына. В самом деле, Джонс, как вам не противно иметь такого наложника.
— Как вы смеете! — взревел Джонс. — Я не содомит!
— Да ладно, Джонс, — Ханкс поцокал языком, — весь Коннектикут знает о ваших ненатуральных склонностях.
Он повернулся к побелевшим цареубийцам, словно добавляя комментарий к лекции:
— Он совершил грех с коровой. Здесь за это вешают. Он подкупил судью. Какой скандал! Я уверен, что никто из вас, джентльмены, будучи судьями, не брал взяток.
Джонса трясло от ярости. Ханкс возобновил лекцию:
— Спросите любое из здешних племен. Они все терпеть не могут квирипи. В Новой Англии живет множество благородных племен. Всеми уважаемых. Великих, воинственных племен. Могауки. Пекоты. Очень великое племя эти пекоты. Сиванои. Манси. Наррагансеты. Вампаноаги. Все прекрасные. Спросите индейца из любого племени, что он думает про квирипи, и он скажет, что это племя псов. Вонючих, грязных, трусливых псов. Которые запросто продаются белому человеку. В рабство.
Балти понял, чего добивается Ханкс. У Покайся на челюсти ходили желваки, глаза сверкали ненавистью. Балти напрягся, готовый броситься за другим пистолем, лежащим на земле.
Тишину разорвал гром копыт. Меж деревьев мерцали факелы. Кто бы это ни ехал, он несся быстро, ни от кого не прячась.
Шесть вооруженных всадников вырвались на поляну и остановили коней.
Тот, что скакал впереди, наклонился с седла, оценивая возникшую перед ним картину. Он посмотрел на Джонса, на судей, на Покайся и Балти. Взгляд его остановился на Ханксе.
— Вы?!
— Подумать только! Надежный Фик! Какая честь! — сказал Ханкс.
Он подошел сзади к двум цареубийцам и приставил пистоли к их затылкам. Он шепнул им:
— Простите меня, господа, но, как вы видите, обстоятельства заставляют. Я не причиню вам вреда. Даю слово. В обмен прошу вас вести себя так, чтобы наши гости поверили: я могу причинить вам вред.
Благодарна смотрела из-за деревьев на то, что творилось в круге света. Пистоль Ханкса лежал в руке, как что-то чужеродное. Она в жизни не держала оружия.
Ханкс сказал Фику:
— Правильно ли я понял: цель вашего визита — уведомить генералов, что прибыл английский флот?
Фик знаком велел своим людям спешиться.
— Мы превосходим вас числом, — сказал он.
— Не соглашусь, сэр. Вон тот индеец, конечно, держит мистера Сен-Мишеля в заложниках. Зато у меня — эти благородные джентльмены. Конечно, ваш заложник ценен, ведь он — порученец Его Величества. Но и мои весьма ценны. Для меня большая честь — держать под прицелом столь выдающиеся головы.
Он крикнул Балти:
— Старина, не обижайся. Ты отличный заложник. Если тебя убьют, от Новой Англии не останется ничего, кроме вязов, на которых развесят судью Фика и его молодцев. А вот если я пристрелю своих заложников, Его Величество, весьма вероятно, переименует в мою честь какой-нибудь город. Нью-Ханкс. Прекрасное название! Что скажете, Надежный? Правда, очень звучное? Нью-Ханкс!
— Застрелите обоих, — скомандовал Фик своим людям.
Стражники переглянулись. Один сказал:
— Сэр, судьи… мы можем в них попасть.
Ханкс узнал голос. Это был Бартлетт, молодой сержант, который тогда приехал на ферму Коббов арестовать Благодарну.
— Тогда этого пристрелите! — Фик указал на Балти.
Но стражники все еще колебались. Фик слез с коня, что-то бормоча.
— Сержант Бартлетт! Это вы? — крикнул Ханкс.
— Да, полковник, — бесстрастно ответил Бартлетт.
— Рад вас снова видеть, Амос.
Фик, близкий к апоплектическому удару, закричал:
— Бартлетт! Я дал вам приказ! Застрелите этого человека!
— Подумайте хорошенько, ребята, — обратился Ханкс к стражникам. — Он гонит вас прямо на виселицу. Сюда идет английская армия.
— Ты, Покайся! — заорал Фик. — Застрели этого человека!
