Потому он не был так уж расстроен тем, что Лизетт хотела прекратить все до того, как оно перерастет во что-то большее. Ему не нравилось в такой степени терять контроль над своими чувствами. Это напоминало Максимилиану о том, что в один прекрасный день он, подобно отцу, может утратить его полностью.
Приятная мысль, ничего не скажешь.
Он начал наливать себе третий бокал вина, однако затем передумал. Не лучшая ночь для того, чтобы топить свой страх в выпивке.
Лизетт играла со своим бокалом.
– Как я понимаю, вы уже сталкивались с людьми, которые вам лгали.
Дьявол. Нужно было догадаться, что она достаточно умна для того, чтобы ее заинтересовала причина подобного требования с его стороны.
– Было дело.
Поняв, что он не собирается продолжать, Лизетт решила зайти с другой стороны.
– Кто бы осмелился лгать герцогу?
Максимилиан цинично рассмеялся.
– Почти все. Слуги, готовые сказать все, что угодно, лишь бы я остался доволен, торговцы, идущие на любые хитрости, чтобы продать мне свой товар, мамаши с дочерьми на выданье, готовые на любую ложь, чтобы заполучить герцога в качестве мужа для своих девчонок, моя семья, которая…
Он оборвал сам себя. Этого Максимилиан говорить не хотел. Однако открытость Лизетт заставляла быть более открытым и его самого.
– Ваша семья? – уцепилась она за его слова.
Он с трудом нашел отговорку:
– У меня есть несколько незамужних кузин, регулярно жалующихся мне на свою нищету в надежде, что я оплачу их игорные долги. Чтобы сохранить доброе имя Кейлов, разумеется.
– И вы оплачиваете?
– Иногда. Зависит от кузины. И от долга.
– Разумеется. – Она расправила плечи. – Я подумала, что, возможно, вы имели в виду своих родителей.
Их Максимилиан и имел в виду, однако не собирался ей об этом говорить, поскольку тогда ему пришлось бы объяснять, о чем они лгали и почему.
Ее длинные тонкие пальцы продолжали вертеть бокал с вином.
– Мои родители много мне лгали.
Ее неожиданная прямота удивила Максимилиана.
– Насчет…
– О, папá лгал, что собирается однажды жениться на маман, чего так никогда и не сделал. А маман лгала, что папá любит нас до безумия.
– Возможно, это было правдой.
– Тогда он должен был бы нас обеспечить, – решительно возразила она. – Он не довел бы все до того, что нам пришлось покинуть наш дом на следующий же день после его смерти.
Господи боже.
– Как вообще такое было возможно? Я знаю, что старший из ваших сводных братьев оставил вас без гроша, но ваш отец, вне всяких сомнений, подписывал с вашей матерью соглашение, обеспечивавшее вас хотя бы домом.
– Увы, нет. Когда они впервые встретились во Франции, маман была юной и наивной. Она с громким успехом закончила театральный сезон, и тут появился красивый виконт, желавший увезти ее в Англию, прочь от войны и нищеты ее семьи. Думаю, в тот момент она бы сделала что угодно, чтобы сбежать из Франции, – даже если этим чем-то были отношения с женатым мужчиной. Так что никаких бумаг она не подписывала.
Лизетт отвела взгляд, и ее голос стал пустым.
– К моменту, когда его жена умерла, маман вполне устраивала роль его любовницы. Думаю, она правда верила, что после этого они поженятся, особенно учитывая то, что у них родился Тристан. Она держалась за это обещание все годы войны, даже когда он сказал ей, что не рискнет навлечь на себя скандал, взяв в жены француженку. А после войны он все твердил, что они устроят пышную свадьбу, как только Дом станет юристом. Или когда Джордж женится. Всегда находилась причина, по которой это было некстати.
В ее голосе послышалась горечь:
– Умер он тоже очень некстати. Вот и вся история. – Лизетт вздохнула. – Он всегда так волновался из-за скандала или из-за того, что может усложнить жизнь своим законным детям. И, подозреваю, считал, что у него еще куча времени. Ему было всего пятьдесят три, когда он умер.
Пятьдесят три – это уже не молодость, и она однозначно должна была это понимать.
– Для мужчины в таком возрасте относиться к своим детям, пусть даже незаконнорожденным, столь легкомысленно…
– Ах, но мой отец и был легкомысленным. – Она вновь вздохнула. – Я очень его любила, но он был из тех людей, что предпочитают путешествовать по миру в поисках приключений. Мы видели его лишь тогда, когда странствия ему наскучивали. Тогда он появлялся с подарками и историями, однако несколько недель спустя вновь уезжал.
Максимилиану были хорошо знакомы люди этого типа. Те, чьи потребности и желания значили для них больше собственного долга. Он не был одним из них и ощутил странную потребность дать ей это понять.
– Поэтому вы не доверяете высокородным мужчинам? Потому что они ненадежны?
– И потому, что имеют склонность лгать.
– Я – не лгу.
Она косо на него посмотрела.
– Никогда?
– Никогда. В этом нет нужды. – Он самоуверенно ей улыбнулся. – Я герцог. Я говорю, что хочу, и всем просто приходится с этим мириться.
Его слова заставили Лизетт рассмеяться. Именно этого Максимилиан и добивался.
– Да, это было заметно по тому, как вы угрозами заставили меня впустить вас в мой дом.
– А, но вы смогли извлечь из этой встречи выгоду.
Девчонке хватило дерзости улыбнуться.
– Верно, – ответила она, однако затем ее улыбка померкла. – Но ненадолго. Если бы я или Грисли сказали вам, где сейчас находится Тристан, вы бросили бы меня сегодня же. Вы и сами это признали.
– Да, но я не бросил бы вас без средств посреди чужого города. Я бы проследил за тем, чтобы вы сели в дилижанс до Лондона, и заплатил бы кучеру, чтобы он без происшествий высадил вас у порога «Расследований Мэнтона».
Лизетт долго смотрела на него изучающим взглядом из-под своих невероятно густых черных ресниц.
– Почему вы не сказали Грисли правду о нас? Потому что поняли, что они все равно ничего не знают? Или… – Она опустила глаза. – Забудьте. Это не важно.
– Вы и правда считаете, что я так легко разрушил бы вашу жизнь? – спросил он раздраженно. – Опозорил бы вас перед соседями, лишив возможности продолжать достойно жить на Боу-стрит?
Не поднимая взгляд, она играла вилкой.
– Нет, полагаю, что нет. Но вы этого не хотели и могли использовать свой шанс, чтобы положить всему конец.
– Только не подобным образом. Не все из нас такие, как ваш отец, знаете ли. Или как ваш старший сводный брат.
– Я это уже поняла. – Ее улыбка стала веселее. – Вы знаете о своем воображаемом поместье больше, чем папá когда-либо знал о своем настоящем.
