– Довольно, – остановил он ее. – Я понял, к чему вы клоните.
Именно такой и была Лизетт, которую знал Максимилиан. Девушкой, мечтавшей стать сыщицей и выпустившей шипы сразу же, как только он указал ей на то, что она не знает даже самых элементарных вещей, связанных с сыском. Ему невольно приходилось признать, что она была права. Если девчонка и была манипулятором, то явно не слишком умелым.
На какое-то мгновение в повозке воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком конских копыт по грязи да скрипом рессор.
Затем Лизетт опустила взгляд себе на руки.
– Как я сказала вам в самом начале, я не знаю, где Тристан. В последний раз, когда я видела его, покидая Париж несколько месяцев назад, он работал на Sûreté Nationale.
Ее слова застали Максимилиана врасплох.
– Полиция? Ваш брат-конокрад работал в полиции?
Лизетт бросила на него вызывающий взгляд.
– Как думаете, почему я не хотела, чтобы вы помчались сюда беседовать с его нанимателем? Я знала, что вы сделаете все, что в ваших силах, чтобы Тристана уволили.
– И вы были чертовски правы, поскольку именно так бы я и поступил! – Увидев, что она вновь нахмурилась, герцог попытался обуздать свою злость. До этого момента гнев совершенно не помогал ему в общении с ней. Так что он заставил свой голос зазвучать спокойнее: – Полагаю, его наниматель не знает, что он – преступник.
– Нет. И если он это выяснит…
Ее голос сорвался, и сердце Максимилиана опять сжало.
Чтоб ей провалиться. Она вновь поставила его в совершенно невыносимое положение. Герцог не знал, что злило его сильнее, – то, что ее брат действительно оказался сомнительной личностью, или то, что она все так же продолжала защищать этого дурака.
– Как Бонно вообще удалось наняться на работу в полицию с таким-то прошлым?
– Ну… о его единственном преступлении не трубила каждая газета в мире. У Джорджа была куча хлопот с поместьем папá, так что он не преследовал его за пределами Англии. Да он и не знал, куда мы отправились. – Девушка пожала плечами. – Кроме того, когда Тристан пришел на работу в Sûreté, ее все еще возглавлял Видок, которого такие вещи не волновали.
– Эжен Видок? – переспросил Максимилиан.
– Вы его знаете?
– Не лично, нет. Но я слышал о нем от человека, расследовавшего смерть Питера. Мы не могли приехать во Францию на поиски до того, как Наполеона разгромили и отправили на Эльбу. Так что то, что Питер уже погиб в том пожаре в Бельгии, выяснил сыщик.
– Вы говорите о той самой поездке, когда вы прибыли на встречу с адвокатом вашего двоюродного деда? – спросила она явно озадаченным тоном. – Адвокат что-то об этом знал?
Мысленно выругав себя за то, что сказал достаточно, чтобы она сумела провести связь между этими событиями, Максимилиан предпочел уклониться от ответа.
– Я знаю, что Видок – личность в некоторых кругах весьма известная, однако тот малый, которого мы наняли, отзывался о нем не слишком-то лестно. Утверждал, что он, по слухам, берет на работу преступников. Что объясняет, почему он нанял вашего брата.
В последний раз с любопытством взглянув на Максимилиана, Лизетт кивнула.
– Видок нанимает преступников именно потому, что сам когда-то бы одним из них. В те времена он многое узнал о том, как они действуют. А затем, когда одного его друга повесили, он начал понимать, что преступники кончают плохо. Так что он перешел на другую сторону, став, с учетом своих знаний, работать весьма эффективно.
Герцогу неприятно было это признавать, однако в ее словах был некий извращенный смысл. Да и результаты работы человека, нанятого его отцом для поисков Питера, оставляли желать лучшего.
– Осмелюсь заметить, что если бы смерть вашего брата расследовал Видок, – продолжила Лизетт, – то вы бы знали гораздо больше, чем знаете сейчас.
Максимилиан и сам об этом подумал, однако ее явное восхищение знаменитым сыщиком все равно его удивило.
– Похоже, вы очень хорошо его знаете.
– Знаю. До его увольнения в прошлом году я тоже работала на него.
И внезапно кусочки мозаики сложились в цельную картину.
– Видок также широко известен тем, что нанимает женщин.
Лизетт устроилась на качавшемся сиденье поудобнее.
– Я не была агентессой. Хотела быть, и он хотел меня нанять, но Тристан бы этого никогда не позволил.
Максимилиан мрачно улыбнулся.
– Мое уважение к вашему брату только что возросло.
– Послушайте, я могу быть очень хороша в этом деле!
Герцог поднял бровь.
– Ладно, – проворчала она. – Возможно, не настолько хороша, как привыкла считать, но лишь потому, что у меня нет подготовки. Если бы у него было время как следует меня подготовить, я могла бы добиться успехов.
– Дело не в этом, – ответил Максимилиан веско. – Одно дело – помогать Мэнтону допрашивать людей. Работа агентессой на Видока могла бы быть рискованной. Ваш брат был бы глупцом, позволив вам подвергать себя такой опасности.
Девушка посмотрела в окно.
– Знаете, вы очень на него похожи.
– На Видока? – спросил герцог, не веря своим ушам.
– На Тристана. Вы оба считаете, что знаете все на свете. Оба гордые, властные, и оба…
– Беспокоимся за вас, – закончил он за нее. Она подняла взгляд, и Максимилиан проклял свой язык. – Не хотим, чтобы с вами что-нибудь случилось.
Между ними надолго воцарилась тишина, в которой каждый чувствовал неудовлетворенное желание другого. Максимилиан старался не обращать внимания на то, что они сидят вдвоем в темноте в нескольких дюймах друг от друга и что Лизетт выглядит сейчас особенно хорошенькой. Такая уязвимая и одинокая. Одинокая, как он сам.
Нет, он не позволит себе вновь попасться в ловушку ее чар, будь оно все проклято!
– Так если вы не работали на Видока в качестве агентессы – что именно вы для него делали?
– Большей частью – то же самое, что делаю для Дома. Видок старался не терять из виду ни одного преступника, с которым ему доводилось иметь дело. У него в картотеке были описания их внешности, клички, криминальные привычки, местоположение их логов – все. К тому времени, когда я начала работать на него, он собрал данные на шестьдесят тысяч уголовников. И все эти карточки следовало держать в надлежащем порядке. Ему для этого требовались четыре человека, работавших полный день.
– Ну, в этом, я полагаю, вы были хороши.
Она мягко улыбнулась.
– Правда. Как вы могли заметить, мне нравится опрятность. – Она печально усмехнулась. – А Видок, клянусь, об опрятности не имел ни малейшего представления. Если бы не я, его контора превратилась бы в свалку масок, коробок с карточками преступников и бог знает чего еще. Он – гениальный сыщик, но не слишком-то умеет заботиться о самом себе.