Особенно учитывая то, сколь прелестно она выглядела, сидя у него на бедрах, с кожей, сиявшей в свете фонаря, и блестевшими глазами. А когда девушка, приподнявшись, снизошла на него подобно пьянящей богине, он полностью отдался ей. Она обвила его, его дикая французская роза, прорастая в каждую трещину в его стенах, окружая его ароматом своих духов и сладостью своих лепестков.
И он знал, что ему не вырвать ее из своего сердца. Это и делало ее настолько опасной – он просто не хотел больше этого делать.
Взяв Лизетт за грудь, он начал массировать ее, наслаждаясь ее видом, когда девушка начала, подобно морским волнам, двигаться на нем. Его член был словно сделан из железа. Герцог осыпал поцелуями каждый дюйм ее кожи, до которого мог дотянуться, каждый раз словно обозначая, что она – его.
– Возьми все, – сумел произнести Максимилиан. – Оно – твое.
– Я желаю лишь тебя.
Она поцеловала Максимилиана, переплетя свой язык и его, а затем возбуждающе втянув его обратно в свой рот. Лизетт поглощала его член внизу, а он проникал языком в ее рот вверху, задавая ритм, на который девушка отзывалась своими движениями.
Лизетт скакала на нем, а его кровь пела. Она была настоящей распутницей, уверенной в своих женских чарах и беззастенчиво пускавшей их в ход, чтобы овладеть им. Именно такого Максимилиан всегда и боялся – быть одержимым желанием. Однако она научила его не бояться этого, ведь, в сравнении со страхом одиночества, это было просто ничем.
– Тебе нравится, мой пират? – поддразнила она его, наклонившись, чтобы запустить пальцы ему в волосы, и прижавшись грудью к его лицу.
Максимилиан страстно целовал ее бюст, чувствуя, что вот-вот изольется.
– Быстрее, дорогая, – произнес он хрипло, продолжая осыпать поцелуями ее нежную грудь. – Больше. Скачи еще сильнее.
– Да, mon cœur. – Ее движения ускорились. – Все, чего захочешь.
– Я хочу тебя.
– Я уже у тебя есть. – Ее дыхание стало громким и неровным. – Бери меня всю целиком… И тело… и сердце… и любовь… Я люблю тебя, Макс.
Эти слова заставили его достичь вершины. Он с силой вошел в нее и полностью потерял себя внутри. Пока она кричала, осушая его до последней капли, в ушах Максимилиана продолжали греметь ее нежные слова.
Я люблю тебя, Макс.
И в то самое мгновение крепость, окружавшая его сердце, раскололась от верха до основания.
***
Лизетт лежала в объятиях Макса, прижимаясь к нему на узкой койке. Он по-прежнему был полностью одет, а она – совершенно обнажена. Девушка должна была бы ощущать стыд, но она уже давно совершенно перестала стыдиться в присутствии Макса. Должно быть, это было хорошо, ведь она приняла предложение выйти за него замуж.
Она жалела лишь о том, что призналась ему в любви. Он не был к этому готов. Не был готов к такой близости. Потому ее неосторожность могла оттолкнуть его.
И все же он обнимал ее с такой лаской и нежностью, целуя ей волосы, гладя ее по бедру.
– Правда? – прошептал он сзади.
Она напряглась. Не было сомнений в том, что он имел в виду, однако девушка ожидала, что он притворится, что не услышал ее слов.
– Я обещала никогда тебе не лгать, помнишь? Разумеется, правда.
Повернувшись к нему, она взглянула на его затененное лицо, пытаясь понять, о чем он думает.
Выражение лица Макса было задумчивым.
– Ни одна женщина – кроме моей матери, разумеется – никогда не говорила мне этих слов.
Лизетт положила руку ему на щеку.
– Тогда ты все время встречал глупых женщин.
На его лице появилась тень улыбки.
– Возможно.
– Или ты так замыкался, что они просто не осмеливались.
Он вышел из задумчивости.
– Это, вероятно, ближе к истине. Хотя, по правде говоря, ни одна женщина еще не пыталась преодолеть мои замки с такой решимостью.
Она погладила волосы у него на затылке.
– Тебя это тревожит?
– Иногда. Я не привык… подпускать людей близко.
– Я заметила, – сказала она, пряча улыбку.
Его лоб прочертили морщины.
– Лизетт, я… Ну, дело просто в том, что…
Она прижала пальцы к его губам:
– Ты не должен ничего говорить.
Ей очень хотелось услышать «Я тоже тебя люблю», но она решила, что не станет его торопить.
– Просто… С того самого дня, когда твой брат отправил мне эту записку, в моей жизни все перевернулось вверх дном. Уверен я лишь в одном: я хочу, чтобы ты стала моей женой.
У девушки перехватило дыхание.
– В богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас?
Он кивнул:
– Никаких условий.
Сглотнув, она прижалась к нему.
– Меня это устраивает.
Пока что.
Какое-то мгновение они еще пролежали так, нежно обнявшись. Затем Макс приподнялся, опершись на локоть.
– Мне нужно идти. Я должен быть с Виктором.
В памяти Лизетт всплыли его полные боли слова: «Я собирался остаться с ним в этой треклятой каюте на ночь, но смотреть, как он у… умирает – это слишком тяжело. Я не могу… Не могу…»
– Нет, – сказала она твердо. – С ним Тристан и доктор. Тебе нужен отдых. Ты провел весь день, сражаясь за него, и ты измотан. Если окажется, что Виктор действительно умирает, доктор Уорт придет за нами.
– Еще одна причина, по которой мне нужно идти. Вероятно, это не самая лучшая идея – позволять кому-нибудь обнаружить нас в таком виде.
– Потому что они могут заставить тебя на мне жениться? – поддразнила она его.
Он улыбнулся.
– Разумно.
– Давай же, – сказала Лизетт, гладя его по лицу. – Спи.
– А ты любишь командовать, не правда ли? – ответил Макс, однако вновь улегся в постель.
– Мои братья мне тоже так говорят. Но это неправда. Это мужчины всегда думают, что никто не может указывать им, что делать, если только речь не о генерале, размахивающем мечом на поле боя.
Макс усмехнулся.
– Не повезло Наполеону, что тебя не было в его армии, – прошептал он, закрывая глаза. – Он выиграл бы войну. Или, возможно, просто… просто…
Когда он замолчал и его дыхание замедлилось, Лизетт улыбнулась и вновь прижалась к нему. Вскоре она тоже заснула.
Когда в дверь постучали, она не знала, сколько так пролежала. Должно быть, довольно долго, поскольку в иллюминатор уже лился свет. Стук послышался вновь, и в этот раз он уже был громче. Девушка села в постели.
