Кухонная обстановка поплыла, темнея, воздух пошел кругами, как от брошенного в воду камня. Я зажмурилась и посчитала от десяти, прогоняя головокружение и привыкая к иллюзии, а когда открыла глаза, вздрогнула. Низкие своды сырой пещеры. Бугристые сталагмиты, похожие на чьи-то фигуры. Эхо капели. Тяжелая душная тьма. Проблески иллюзорных бабочек.
— Это воспоминание? — я привычно втянула носом воздух. Воняло… кровью и тлением. — Обычно твои иллюзии… не пахнут.
— Да, и очень давнее воспоминание. Иди дальше.
Сырые стены потянулись мимо, к низкому лазу и следующей пещере. И в третьей я поняла, что именно капает со стен. И почему у сталагмитов столь странная форма. Мумии. Ни лиц не рассмотреть, ни поз, углядывались лишь очертания плеч или зубов под красно-серым налетом. И кровь со стен ручьями. Ведьмина кровь. У меня волосы встали дыбом.
— Где ты это нашел?..
— Дальше смотри. Сейчас будет самое интересное.
От «интересного» стало дурно. В последней пещере в воздухе лениво вращались сгустки крови, как спутники планеты, вокруг небольшого уродливого булыжника. Траектории движения образовывали светящие красные круги, пульсирующие при соприкосновении сгустков с камнем. А последний… жил. Кряжистый, напоминающий оплавленный трон, багровый и теряющийся во мраке. И стоявший на возвышении из мумий. В темном налете угадывались очертания то костлявой ступни, то ладони, то лица.
— Его закрыли? Уничтожили?! — я подскочила, но наблюдатель усадил меня обратно, надавив на плечи. — Он же… живой!
— Сиди, не то иллюзия распадется, — негромко попросил «за кадром» Гоша. — Он точно жив? Нет, его не уничтожили.
— Нет?.. — я сглотнула и нервно повела плечами. — Почему?..
— Наши ведьмы решили, что он не представляет угрозы.
— Ваши ведьмы — курицы безмозглые!
— Согласен. Чем он угрожает?
— Убери… — попросила тихо. От духоты и запаха крови замутило. — Не могу больше…
Воздух вновь пошел кругами, и сквозь мрачные стены, сквозь силуэты мумий проступили светлый кухонный гарнитур и тюль в полоску. И это показалось таким… кощунственным. Я кашлянула и дрожащими ладонями обняла бока чашки, вдохнула горький запах растворимого кофе. М-мать, где же он нашел эту дрянь?.. Неужели алтарь до сих пор стоит неуничтоженным, а портал…
— Когда я был молодым и глупым, — наблюдатель загремел чайником, — то влип в нехорошую историю. И наставник сослал меня в архивы — разгребать горы мусора двухсотлетней давности и размышлять о важности соблюдения правил. И там я случайно нашел это, — он обернулся, и на его ладони сверкнула красная искра.
— Ключ-карта? — иллюзия получилась чёткая, и я рассмотрела символы на рубиновых боках. — Расшифровал и нашел… клад?
— И этот «клад» ты только что видела, — Гоша прислонился к столешнице и рассеянно подбросил иллюзию, быстро поймав и сжав в кулаке. — Но наши ведьмы в один голос объявили алтарь мертвым, а захоронение — древним и языческим. Как думаешь, сколько ему?
— Я не спец, — призналась сразу, — и видела только два алтаря — мертвый и живой. Мы храним… для наглядного пособия. Оба очень древние, запечатанные защитой пяти Верховных, и даже тете Фисе со всем Кругом к живому не пробиться. Мертвый пахнет тленом, а живой — кровью. И этот… пах живой кровью. Если, конечно, ты точно передал то, что видел.
— Нечисть, — он улыбнулся. — А научно?
— Мертвый — расколотый, ни кругов, ни света, только небольшой оттиск знака на «спинке». А живой… жив, — я пожала плечами. — Притягивает кровь.
— А как возраст определить?
— По количеству кровяных колец, как у дерева. Одно кольцо — это пятьдесят лет, — я содрогнулась, вспоминая иллюзию. — А мы имеем… шесть.
Триста лет работы минимум… И понадеялась, что он не спросит, но…
— И сколько жертв надо для оживления?
Сволочь бессердечная…
— Много. Десятки. И чтобы работал постоянно — еще десятки. И жертвы на каждый призыв. Но, Гош, это тьма высшего порядка. Даже создание хуфии — детский сад рядом с вызовом подконтрольного беса. И как можно признать нерабочим живой алтарь? — я подняла на него взгляд: — И как вы прозевали такую магию? Как? Двести лет назад вы не были такими лояльными — вы убивали по первому же подозрению. Это сейчас — проверки, расследования, а тогда… Тьма от таких заклятий резонирует на сотни километров и не один год. И не застревает в подземельях, как… мои развоплощения. А алтарь создается лет пять-десять. Как вы могли прозевать такую магию?
— Очень правильный вопрос, — согласился он и снова подбросил в воздух иллюзию. Кристалл замерцал на свету, заискрил острыми гранями. — И ответ тебе известен.
Я помолчала, посопела в кружку и тихо заметила:
— А говорят, вас невозможно купить…
— Всё в этом мире покупается и продается, дело — в цене. И в слабых местах покупателя, — наблюдатель налил себе кофе. — И то, что это дело спустили на тормозах, то, что не уничтожили алтарь, то, что сохранили ключ-карту…
— …и то, что ты здесь неофициально…
— Да. Фактически я должен был вернуться после шабаша, но вернулась моя иллюзия. Всех не провести, но время выиграть можно.
— Зачем? Тебе-то это зачем?
— Снятся, — ответил он просто. — С тех пор и каждую ночь. И те, кто умер. И те, кто еще может стать жертвой, — он устало потер небритую щеку: — Надоели… до смерти. Хочу закрыть… и алтарь, и это дело.
Ладно. Увертюра оценена по достоинству. Пора переходить к основным действиям.
— А зачем это мне? Причем тут я и… мои способности? — я отставила пустую кружку.
— Кофе? — Гоша по-хозяйски загремел чашками-ложками и неожиданно извинился: — Ульяна, прости за допрос. Я не имел права проводить его… в таких условиях. Призрак верно заметил: я порой путаю живых людей и свои иллюзии. И иногда забываю, что люди — это не только работа. И что ведьмы — тоже люди, — и мне вручили чашку кофе: — Извинишь?
Голос вроде… человеческий, но взгляд холодный, прощупывающий. Я взяла чашку и наморщила нос:
— Тебе мое прощение не нужно, а я извинения для галочки не принимаю. И давай ближе к делу. Утро уже, а ночь была… непростой.
На нервной бодрости и силе духа я могла держаться до трех суток почти без сна, хотя при Изольде Дмитриевне выдерживала бессонную неделю с каждодневной максимальной тратой сил. Но знала, что усталость может в любой момент свалить с ног, камнем по маковке и в сон на пару суток. И появление этого «момента» не предсказать — может, через пару часов, а может, и через пару минут. И кофе — не панацея. Разве что… шок встряхнет.
— Хорошо, к делу так к делу, — легко согласился наблюдатель и вернулся к столешнице.
Взял свою кружку, и передо мной повисла очередная иллюзия. Черно-белый портрет, небрежный карандашный набросок. Молодая девушка.
