— Не пойду, — пробормотала смущенно. — Мне спать нужно. Тетя научила спать и видеть нужные сны. Чтобы видеть.
— Ночью спать будешь, — я сложила листы в стопку. — Ты уже зеленая от красок и сидения дома. Гулять тоже нужно. Одевайся, Зой, не вредничай. Привязалась? Теперь слушайся. Сходим на пару часов, развеемся.
Без Жорика я почему-то побоялась оставлять ее дома. Неприятное предчувствие пришло из ниоткуда и засело занозой. Нет, глаз да глаз за ней теперь… Конечно, квартира защищена: тетя с мамой долго чары накладывали и доколдовались до того, что даже я, хозяйка, не могла ни проникнуть в дом без зачарованного ключа, ни просмотреть комнаты через воздух. Зато спала спокойно, ничего не боясь.
Зойка за завтраком и сборами непрерывно бубнила про свои сны, но, едва оказавшись на улице, подставила мордашку солнцу и шла всю дорогу, спотыкаясь и улыбаясь небу. А я решила добраться до архива пешком — идти-то десять остановок. И, проходя мимо небезызвестного фонтана, невольно обернулась. Всё крутится рядом с ним — и первое видение, и чокнутый наблюдатель с бесами… Надо посмотреть по старым картам, что раньше находилось на его месте. И не удивлюсь… Невольно вспомнился разговор с Ангелиной. Не удивлюсь, если именно здесь тюрьма и появилась в прошлый раз. Да, надо поискать.
…а не зря ли меня именно здесь и поселили? Тетя Фиса должна — должна! — знать, где что случилось и где что ожидается. Однако я становлюсь подозрительным параноиком, и мне повсюду мерещатся паутины чужих многоходовых комбинаций.
А еще я мутирую в нечисть. Неопределенного рода, без внешних признаков, но в нечисть. Иду по улице, смотрю на залитые солнцем дома, на проходящих мимо людей и нелюдей, и понимаю — это моя территория. То, что я ощутила вчера, мимикрировав под беса, кажется, всегда во мне было, проявляясь в Ответственности. Последняя мутировала после вчерашнего до неприличных размеров, выбивая из колеи. Ведь даже наблюдатель, ожидающий у подъезда, сейчас воспринимался не так, как прежде. Из вредного чужака он вдруг оказался… на моей территории. Объектом нужным и важным. Вроде девочки-ключика, которую мне поручено беречь. Досадно.
Настроение испортилось. Я поморщилась, игнорируя дежурную Гошину улыбку, и потащила Зойку за собой. Крыльцо в листве, деревянная дверь, спокойный полумрак библиотечного зала, Ри… А где Римма? За стойкой листала журнал Софья, ее помощница.
— Привет, — я стукнула по стойке. — А где наш главный архивариус?
— Привет, Уль. Римма приболела, — Соня отложила журнал и встала с кресла. Невысокая кареглазая блондинка с бешеным уровнем силы. А взгляд затравленный. — Ей после общего сбора нездоровится. Ты за нечистью?
— За нечистью! — обрадовалась Зойка, поднимаясь на цыпочки и заглядывая за стойку.
— Нет, мне… вниз.
Тонкие темные брови приподнялись удивленно, и Соня переспросила:
— Вниз? В подвал? Но…
Я молча подула на левую ладонь и предъявила печать Круга. Да, я не в Совете и даже не рядом. У меня другой… блат.
— Сонь, просто выдай пропуск, ладно? — попросила негромко. — С Верховной сама все улажу, когда она вернется.
— Ладно, но только ты и…
Хлопнула дверь. Соня выпрямилась, выглянула из-за моего плеча и… зацвела. Поправила челку, выпрямила спину, грудь вперед — плечи назад, и верхнюю пуговку на блузке расстегнула незаметно… Я спрятала ухмылку, поджав губы. Гоша подошел к стойке и с любопытством посмотрел на Соню. Подтянутый, безукоризненно-улыбчивый и излучающий вежливое обаяние. Отфотошопленный до тошноты. Безупречно-иллюзорный до судорожного желания содрать морок… с кровью. Ибо бесит. До нервных мурашек.
— Не одна. С ним. Под мою ответственность, — покосилась на своего спутника и шепотом добавила: — Он, кстати, наблюдатель.
Розы на щечках увяли, карий взгляд стал испуганным.
— Сонь, пропуск, — напомнила навязчиво, — пожалуйста. Римма в курсе.
Ведьма нехотя выдала мне медальон. Я оглянулась на Зойку, но та уже была потеряна для общества. Без спросу стащила с полки объемный фолиант с картинками и упоенно листала его, усевшись в кресло.
— Зой, мы быстро, — сообщила на всякий случай, но осталась неуслышанной. Сжала медальон и покосилась на наблюдателя: — Идем. У нас три часа.
— Так мало? — удивился он, озираясь.
— Это максимум, — я уже быстро шла мимо стеллажей. — Допуск на большее время — только у Верховной. А ты до нее еще не до…горел. И я тоже.
Три смежных зала с высокими потолками, огромными окнами и лабиринтами стеллажей я пролетела за минуту. Наблюдатель не отставал, хотя, судя по разочарованно-заинтересованному взгляду, отстать ему хотелось, причем до вечера. Вот… одержимый.
— Гош, потом. Здесь точно нет ничего интересного, только обучающие и справочные материалы.
— То есть «описания травок, склянок и нечисти»? — процитировал он задумчиво мое первичное описание архива.
— Я имела в виду залы свободного доступа. А вниз бы тебя никто не пустил, даже Верховная. Цени.
Остановившись у последнего стеллажа, я нашла на полке выжженный знак и приложила к нему левую ладонь. Знак вспыхнул желтым, и на мраморном полу распахнулся люк. Повеяло пылью.
— За мной. Не упадешь.
Шагнула в провал первой и на воздушном «лифте» съехала вниз. Темный коридор озарили голубоватые огоньки, освещая высокий потолок и бесконечные вереницы дверей. Я отступила в сторону и пригладила взъерошенные кудри.
— О… — только и сказал наблюдатель, приземлившись и оглядевшись. — Нам куда? — и оправил расстегнутый пиджак.
— Дальше вниз. Здесь… ничего особенного, — я проверила воздушный карман с документами. Еще немного, и он опять лопнет. А магия здесь работает неважно, и чем глубже вниз — тем неважнее. Зачарованные подземелья отрезали способность к волшбе полностью. Во избежание.
— А три часа уже начались?
— Нет, они начнутся, когда я открою нужную дверь. А что? — я насторожилась.
— Хочу вернуть один долг и выполнить обещание, — Гоша вытащил из кармана джинсов тонкий кожаный шнур и весело подмигнул: — Давай руку. Левую. И рукав закатай.
Я недоверчиво посмотрела, как он расправляет шнур, и поняла. Черт, разрешение… Архив был забыт, как и недавние дрязги. Я быстро скинула с левого плеча куртку, закатала рукав водолазки и предъявила разукрашенное «ядовитыми» татушками предплечье. Черт, разрешение!.. Вокруг локтя обвился теплый пульсирующий шнур, и «уголь» вспыхнул, заискрил, потянувшись к источнику защиты, а по коже побежали мурашки.
— Долговременное? — голос невольно дрогнул, и я сглотнула.
— Нет, к сожалению, — наблюдатель, склонившись, с ловкостью фокусника вязал узлы, переплетал концы шнура и снова завязывал, и снова переплетал. — Ученическое, на год-два. Долговременные — это либо рабочие, но они действуют только с печатью наблюдателя, либо индивидуальные — на всю жизнь, но их делать долго и на крови. Пока — ученическое, а потом…
