Я все еще не могу поверить, что наша группа теперь совершает турне с большим количеством грузовиков. Вроде прошло совсем еще немного времени с тех пор, когда мы все вместе ездили на концерты на моем универсале. Это был АМС Matador Kombi с восемью посадочными местами. Последнее сиденье было установлено задом наперед. На нем часто сидел Тилль, потому что в дороге обычно его тошнило, а в таком положении – нет. Большую часть времени он спал. Рядом с ним, на сиденье, стоял сценический огнемет.
Тогда у нас не было еще своего оператора, к тому же нас покинул и звукорежиссер, который умел подстроить акустику и организовать расстановку динамиков в любом зале так, чтобы звук был хорош. Это было очень важно. Потому что если группа звучит плохо, то зрители теряют к ней интерес. Мы заискивали перед этим парнем, но это не помогло: он все-таки ушел от нас.
Большинство залов, где мы выступали, очень похожи, и нам казалось, будто мы все о них знаем. Некоторые помещения отапливались голландской печью, которую растапливала какая-нибудь старушка. В зале воняло пивом, пеплом и отчаянием. Когда начинался концерт, бывало так жарко, что мы становились потными и чувствовали себя как свиньи. Если же в помещении была до этого еще и высокая влажность, то конденсат капал с потолка и бежал вниз по стенам. Однажды нам пришлось сушить мой сэмплер феном. Чтобы достать фен, директор клуба бегал к себе домой. Правда, в той деревне все строения располагались недалеко друг от друга. Такие маленькие провинциальные клубы функционировали чуть ли не как семейные. Дочь директора стояла тогда за стойкой и стеснительно улыбалась Тиллю. А его сын-скинхед работал кем-то вроде охранника и умолял нас приезжать почаще. Что тут можно сказать?.. Концерты в таких местах шли с огромным успехом!
А вообще, скинхеды составляли наиболее беспокойную часть наших зрителей и доставляли нам немало хлопот. Как-то раз они вылили за шиворот звукорежиссера большой бокал пива. Он испугался, не стал разбираться, в чем дело, и ринулся в костюмерную. Для этого он должен был пройти прямо через сцену, другого пути за кулисы не существовало. Мы были слегка удивлены, когда он бежал мимо нас, ведь это случилось посреди исполнения песни. Позади сцены он, видимо, поскользнулся и упал. Как оказалось, парень при падении махал руками и разбил окно. Даже сквозь рев динамиков мы слышали ужасный грохот.
После концерта нам пришлось объясняться с директором клуба. Мы попытались списать разбитое стекло на хулиганство скинхедов, но напрасно: за ремонт пришлось заплатить.
Да что там! Такая жизнь нам нравилась!..
Настало время ужина, и дальнобойщики тянутся к дверям концертного зала: идут в столовую. Я затираюсь между ними и чувствую себя, как Теренс Хилл
[46], который в одном из своих фильмов в отаре овец пробирается через вражеский кордон. Для меня все это – приключение. И, хотя ничего опасного в том, что меня поймают за руку без документов, нет, мне волнительно.
На стене перед входом в служебные помещения висят фотографии всех членов нашей группы, подобно объявлениям о розыске преступников, и стоят секьюрити. Я тычу в свое изображение и пытаюсь выглядеть соответственно тому, что видят охранники. Снимки были сделаны в самом начале тура, когда мы все еще были свежими. К тому же за время поездки у меня появились усы. Но меня узнают и пропускают.
Я могу попасть в свою костюмерную только через комнату Тилля. А его все еще нет. Хитрая лиса! Сейчас он точно находится в отеле и спокойно спит. Он ложится спать днем, как только есть возможность, потому что ночью любит сочинять стихи к песням. Правда, в дороге он выпил так много Red Bull, что вряд ли смог бы спокойно уснуть. Если только не опрокинул в себя стакан виски, с него станется… Я думаю о том, что нужно попробовать вылить немного Red Bull на молнию куртки-блеск. Вдруг поможет…
Я роюсь у Тилля в ящике со льдом: хочется пить. Это мне пока можно, до концерта еще час. А вот если я напьюсь перед выступлением, то захочу посреди концерта экстренно отлить. Такие неприятные вещи со мной уже происходили. Со сцены нет никакой возможности ненадолго уйти: между песнями очень короткие перерывы. Однажды я не стерпел и сбежал перед началом длинной музыкальной композиции, за что получил от группы такой разнос, что… В следующий раз я мочился просто в штаны. Мне стыдно рассказывать об этом. Но было и такое. Теперь я предпочитаю пить воду за некоторое время перед концертом. И оно у меня сейчас есть.
Я с нетерпением жду, пока ледяная вода в бутылке немного нагреется. С жадностью выпиваю полулитровую бутылку. Сажусь на диван и рассматриваю на ней этикетку. Мне скучно, и не с кем поболтать. Взгляд блуждает по стене. Она крашеная, серая, и на ней нет ни одной надписи. А ведь обычно мы разрисовываем стены костюмерных почем зря! Такова цена успеха.
Кажется, еще совсем недавно мы после концертов набивались в какую-нибудь одну прокуренную комнату, сидели вплотную друг к другу на тесном диванчике и весело орали. По полу текли пивные лужи. А на стенах едва ли нашлось бы место хотя бы для одной небольшой надписи. Мы писали или рисовали обязательно что-то смешное. Особенно популярной была сексуальная тема, к ее раскрытию в настенной живописи прилагались колоссальные творческие усилия. Владельцы клубов зачастую проявляли бесчувственность и закрашивали все это.
Однажды в маленьком клубе в Оклахома-Сити служащий показал нам автограф Сида Вишеса
[47]. Был ли там действительно знаменитый Сид? Ведь это кто угодно мог написать. Но жить намного интереснее, когда ты веришь в красивые истории. Если Sex Pistols
[48] выступали когда-то в Оклахоме, то Сид Вишес наверняка в ожидании начала концерта написал свое имя на стене. Музыканты всегда чего-то вынуждены ждать. Они ждут, когда приедут, ждут, когда их пустят в клуб, ждут, когда проверят звук, когда начнется концерт, когда после него рабочие управятся на сцене и можно будет поехать в гостиницу. В конце концов, они ждут отправления автобуса, который не хочет заводиться… Существует очень много способов скрасить ожидание: пивные возлияния, шутки, анекдоты, какие-нибудь дурацкие выходки. Неудивительно, что некоторые группы прихватывают с собой татуировщиков, чтобы в свободное время ради забавы нанести на свое тело очередной узор. По рисункам на голых торсах членов группы видно, как давно они гастролируют. Музыканты знают: если татуировки наносятся на открытые части тела – лицо, шею, руки, – то это закрывает им путь в обычную жизнь: другую приличную работу они вряд ли найдут. Но рокеры делают такие тату. Они хотят показать этим, что полностью принадлежат музыке и нет им пути назад.
Лично я тоже позволил себе сделать разок татуировку. Мои ребята только покачали головами, когда увидели результат. Я хотел, чтобы рисунок на плече выглядел так, будто я во времена ГДР сидел в тюрьме. Но тату-мастер, видимо, меня не понял. Он не говорил по-немецки. В общем, получилась такая ерунда!.. Теперь я стараюсь не показывать это художество на людях, и всегда улыбаюсь, когда вижу его в зеркале.
