В этом гастрольном туре мы большую часть времени были непоправимо пьяны. Нам казалось, что другие группы пьют так же много, ведь мы находились в Америке. Но наши коллеги отличались от нас большей разумностью. Они знали, как выматывают долгие гастроли в США. Их не сравнить с парой концертов в Зальфельде и Бад-Лобенштайне
[108]. Пить много в туре – ошибка, которую мы уже совершали раньше, когда катались с Clawfinger
[109]. Эта группа напивалась в off days (по выходным, англ.), в дни, свободные от выступлений. Мы же каждый день что-то пили и только по субботам и воскресеньям отдыхали от алкоголя, чтобы наши истерзанные организмы могли восстановиться. Но ведь следовало как-то закреплять и углублять дружеские отношения с Clawfinger! Поэтому мы решили пить с ними еще и в off days. Да, нетрудно представить, как мы выглядели после того гастрольного тура…
На этот раз было еще хуже, поскольку мы находились в Америке, далеко от дома. В Германии нас нередко урезонивали друзья, нам звонили родные… Мы играли плохо, и, конечно, сами этого не замечали. Но нам никто ничего не говорил. Да и неудивительно. С нами было очень тяжело изъясняться, особенно журналистам. Мы вели себя нелицеприятно, показывали суровый немецкий характер. Всякий раз, когда кто-то из репортеров подходил к нам с камерой и микрофоном, мы отворачивались. Это было прямо противоположным тому, что делали американцы. Поэтому наша группа не упоминалась в статьях и телерепортажах. Создавалось впечатление, что мы не участвовали в том туре.
В один из дней я послал маме почтовую открытку, на которой был изображен стадион, где мы выступали. Концерт проводился на ярмарке распродажи каких-то домов и должен был привлечь потенциальных покупателей. Я не написал маме, что эти дома раскупили бы и без участия Rammstein. Ведь люди собирались на стадионе, чтобы увидеть другие команды. В то время это были довольно модные группы. Они приводили залы в буйство, а мы перед ними выглядели довольно жалко и успокаивались тем, что имеем возможность прийти на after-show-вечеринку. Там было на что посмотреть. Ведь на нее приглашали специально подобранных очень красивых женщин…
Иногда вечерами мы собирались в нашем автобусе с Orgy. С нами обычно сидели какие-нибудь девушки. Мы играли почему-то только две песни: Blue Monday («Синий понедельник», англ.) и Stripped («Обнаженная», англ.). А потом снова Blue Monday. И снова Stripped. От бесконечных повторов мы впадали в экстаз и танцевали так, что автобус шатался. Прибегал водитель, разгневанно кричал и выгонял всех в шею. А мы были так пьяны, что часто ничего не соображали.
А порой все группы, принимавшие участие в туре, собирались вместе и шли в стриптиз-клуб. Там почти обнаженные женщины, танцуя, приближались к нам вплотную, и мне оставалось только беспомощно наблюдать за этим. К ним ни в коем случае нельзя было прикасаться. Особо темпераментно стриптизерши танцевали перед нашими американскими коллегами. А девушки, сидящие в зале, очень желали с ними познакомиться. А с нами, немцами, – не очень. Оно и понятно: во-первых, наши иностранные коллеги выглядели как типичные американцы, то есть были свои, а во-вторых, пользовались известностью. В Германии женщины к нам относились так же. Я не всегда мог понять, как некоторые из музыкантов, исходя из каких-то непонятных мне соображений, запрещали себе заниматься сексом на гастролях и избегали соблазнов…
В том гастрольном туре мы ездили в автобусе, которым до этого пользовались Spice Girb
[110]. Они спали в тех же кроватях, что и мы, и, конечно, нас это очень возбуждало. В салоне долго очень хорошо пахло. Там стояли кожаные диваны и телевизоры с видеомагнитофонами. Но больше всего нам понравились двери, которые можно было открыть без участия водителя. В немецких автобусах они сплошь пневматические. Окна очень легко сдвигались-раздвигались. Поскольку я ненавижу духоту и люблю комфорт, а также красивых женщин, этот автобус завладел моим сердцем.
При передвижении на дальние расстояния для группы жизненно необходимо иметь хороший автобус. Мы всегда ходим в своем доме на колесах в домашних тапочках и так называемых автобусных брюках, то есть обычных тренировочных штанах, в которых, конечно, на люди не покажешься. Иногда они нас здорово выручали. Порой на автозаправочной станции кто-нибудь из нас выбегал в магазин, и группа уезжала, забыв о товарище. Потом, обнаружив пропажу, возвращалась. Отставший ожидал около бензоколонок, и были на нем не трусы, а все-таки более-менее приличные тренировочные штаны. В ином случае его могла задержать полиция.
В дальних поездках мы целыми днями валялись в постелях, сидели на диванах и тупо смотрели один видеофильм за другим. Мы грели в микроволновой печи отвратительные полуфабрикаты, которые назывались Hungry Man («Голодный человек», англ.) или же намазывали себе бутерброды. В огромное мусорное ведро, прикрепленное к кухонной стойке, выбрасывалось огромное количество упаковки. Кто-то нам сказал, что контейнеровозы с мусором из Нью-Йорка отправляют в Западную Африку, а тамошние аборигены сортируют всю эту дрянь и многое из нее используют. Не знаю, правда ли это, но мы бросали в ведро не только пустые банки из-под пива. Частенько туда отправлялись компакт-диски и другие ценные вещи. Большую часть пути мы были пьяными.
Как-то мы побывали в Лас-Вегасе. У меня осталось впечатление, будто это не город, а одна широкая улица, заставленная отелями и казино. А вокруг нее – пустыри. По улице двигался плотный поток возбужденных людей. Большинство из них носили футболки с надписью «Las Vegas – The best day of my life» («Лас-Вегас – лучший день в моей жизни», англ.). Шнайдеру пришла в голову идея взять в аренду машину и поехать в Долину Смерти. В компании Dreamcars мы получили кабриолет и плохо скопированные страницы из дорожного атласа. Мне было поручено ориентироваться по нему. Город остался позади. Вскоре мы свернули на грунтовую дорогу и оказались среди пустыни. Несколько раз мы проезжали мимо пустых автомобилей с пулевыми отверстиями. Я считал полной чепухой то, что показывали в американских фильмах про Лас-Вегас и пустыню Мохаве. Оказалось, правда!.. Солнце нещадно палило, нам пришлось поднять крышу автомобиля. Когда мы наконец-то поняли, что повернули не в ту сторону, вспомнили, что где-то есть развилка с круговым движением. Попытались найти ее и полностью потеряли ориентировку. Нас мучила жажда, и мы не знали, куда ехать дальше. Мы решили просто ехать прямо. Так долго, пока нас не вынесет на подходящую автомагистраль. Судя по карте, это должно было произойти довольно скоро. Но в Америке можно удивительно долго ехать прямо, и ничего не будет меняться.
Когда мы наконец достигли долгожданной асфальтовой дороги, у нас уже не было ни времени, ни желания продолжать поиски Долины Смерти. Мы хотели одного – найти дорогу обратно. Когда же все-таки вернулись в Лас-Вегас, работники Dreamcars ужаснулись убойному виду нашего автомобиля. Он был весь покрыт толстым слоем пыли, а мелкие камни с грунтовой дороги превратили днище кузова в дуршлаг. Нам пришлось выложить большой штраф, а в Долине Смерти я так и не побывал до сих пор. Да не очень-то и хотелось. Ведь я тогда чуть не умер. Конечно, это преувеличение. Но чистая правда в том, что почти все время пребывания в Америке я был сильно простужен. На каждой автостоянке я покупал большие пакеты с лекарствами. Судя по этикеткам на них, все мои проблемы должны были немедленно уйти в прошлое. В этих лекарствах содержалось такое количество всевозможных витаминов и минералов, что не выздороветь было невозможно. Таблетки самых разных форм, цветов и размеров прочно вошли в мой ежедневный рацион. За день я принимал десять или двенадцать штук. В результате я стал страдать диареей, понос был оранжевым, а моча зеленой. Мое сердце постоянно бешено колотилось. Но еще ужаснее было то, что я абсолютно перестал спать. Это продолжалось несколько недель, пока все таблетки не кончились. Тогда я почувствовал себя намного лучше. Но гастрольный тур был уже позади.
