— Послушай, в это хотя бы не лезь! Не твое это дело!
— Как же не мое, если ты мой муж и тебя могут посадить в любой момент?! Ты что, Ваня, совсем берега попутал?!
— Не каркай, прошу тебя!
— Ну, тогда объясни, что ты делал возле Театра Луны?
— Говорю же, встречался с заказчиком.
Я смотрела на него и ждала правды. И в это время у него, вероятно, произошла переоценка информации, которую он носил в себе. Он подумал, что лучше уж ему рассказать всю правду о своей работе, чтобы заручиться моей поддержкой, чем изображать из себя секретного агента или вообще вруна.
— Схема такая. Завод изготавливает редкое и очень дорогое оборудование, и он же его продает. Но все начальство кушать хочет. Вот и пооткрывали дочерние фирмы от завода, чтобы через них прогонять оборудование, да по завышенной цене, и чтобы денежки текли прямо в карман. Теперь понятно?
Я пожала плечами. Слышала, конечно, о таких схемах, но в подробности точно не вдавалась.
— Одна из таких фирм как раз та, в которой я работаю. Время от времени мы закрываемся и открываем новую. Все, Вера, больше ни слова не скажу и так уже много лишнего наговорил. Просто объясняю тебе, чтобы ты поняла.
— Хочешь сказать, что и заказчик твой, с которым ты встречался, тоже посредник, а не основной покупатель?
— А ты молодец… — усмехнулся Ваня. — Да, именно. Человек просто имеет свой процент, и все!
— Но зачем крупным предприятиям, которым нужно ваше оборудование, связываться с производителями через вашу фирму, да еще и через посредника, когда они, имея деньги, могут действовать напрямую?
— Ты не о том должна сейчас думать, — вдруг сказал он таким тоном, точнее, змеиным злобным шипеньем, что я испугалась, как бы он не ударил меня. И хотя он никогда прежде этого не делал, но очень уж странным было выражение его лица. Он в тот момент меня просто ненавидел.
— А о чем я должна сейчас думать?
Да я вообще ни о чем тогда не думала, я представляла себе, что его, моего предателя-муженька, посадили, у меня воображение развито отлично. Успела увидеть его уже в тюремной камере, вот с таким же лицом, полным злобы и ненависти, и вдруг поняла в очередной раз, что настал момент, когда я могу с легкостью изменить свою жизнь. Избавиться от Вани и зажить своей жизнью! Чистой и спокойной. Где не надо притворяться, что ты любишь человека или даже просто хорошо к нему относишься. И все это ради денег. Чтобы кушать хорошую еду, жить в комфорте, ездить за границу отдыхать, да и вообще, ни в чем себе не отказывать! Да, конечно, находясь в тюрьме, Ваня не сможет зарабатывать, но у него и без того полно денег в банке, акции. К тому же у нас еще две квартиры, которые мы сдаем. Я смогла бы спокойно жить и не работать. И детям бы на учебу хватило, хотя Ваня отправляет им в Лондон, где они учатся, нехилые суммы.
— Просто скажи, что двадцать пятого сентября, в среду, я весь день провел дома. Работал с документами. Ну, как это часто бывает. Придумай, что я ремонтировал что-то, прибивал там полку или еще что…
— Да ты не нервничай, я скажу все, что надо. А сам-то ты что сказал следователю?
— Что был дома и работал с документами. Но для правдоподобности, говорю, придумай, чем бы еще я мог заниматься дома.
— Ты мог бы отремонтировать посудомоечную машину. Давай договоримся… — произнося это, я понимала, что толкаю мужа в тюремную камеру. — Мы же должны говорить одно и то же.
— Отлично. Все, договорились. Я ремонтировал посудомоечную машину.
— Когда тебе снова к следователю?
— Завтра к десяти.
— Странно… Ты же только что оттуда. Что могло измениться?
— Во время допроса или разговора, не знаю уже, как все это назвать… (Я поняла, что ему куда приятнее самому считать допрос разговором, так он сам себя хотел успокоить.) Так вот, ему позвонил кто-то, Седов сорвался с места, лицо его было таким радостным, словно он выиграл миллион долларов, и буквально выбежал из кабинета. Очень скоро, буквально через пару минут, словно вспомнив обо мне, вернулся, подписал мой пропуск и отпустил меня. Сказал, что завтра к десяти утра к нему.
…
— Да, все правильно, мой муж весь тот день провел дома. Он часто остается дома, чтобы поработать с документами. Я уже привыкла. Конечно, хотелось бы, чтобы он, как все нормальные мужчины, работал где-нибудь подальше от дома, на работе, вы понимаете, что я хочу сказать, да? Ну невозможно видеть перед собой человека все двадцать четыре часа! Мне и прибраться нужно, и приготовить, или просто походить по магазинам или встретиться с подружкой, а он следит буквально за каждым моим шагом, заглядывает в пакеты, когда я откуда-то возвращаюсь, прямо как баба! Да еще чеки собирает, копит их, говорит, а вдруг купишь протухшую селедку, а у тебя чека нет, и ты тогда не сможешь вернуть…
Примерно эту хрень я несла, когда на пороге нашей квартиры неожиданно появился следователь и заявил, что хочет поговорить со мной. То есть это случилось буквально спустя пару часов после нашего разговора с Ваней, вечером! Он вышел, чтобы купить сигарет и хлеба, и спустя примерно четверть часа в дверь позвонили. Прямо как нарочно, как если бы они хотели, чтобы у нас с Ваней было время подготовиться, порепетировать допрос теперь уже со мной.
Безусловно, я запаниковала, думаю, что вела себя, как полная идиотка. А мне просто хотелось вести себя естественно. Если бы я начала нахваливать мужа, то и мои дальнейшие показания выглядели бы как желание защитить его, обеспечить алиби и больше ничего. Словом, мне надо было так построить наш диалог со следователем, чтобы он понял, что Ваня был дома, но что именно это меня в нем и раздражало.
— С другой стороны, может, и неплохо, что муж дома, всегда может помочь, что-то прибить, отремонтировать… — В квартире запахло тюремной баландой. — Вот и в среду, да-да, точно, в среду он как раз ремонтировал посудомоечную машину. Там протекало, знаете ли… А я ну совсем не могу без посудомоечной машины, привыкла. Сунешь туда посуду, и можно идти спать, она сама все за тебя помоет. Это не то, что раньше…
Я продолжала нести всю эту чушь, чтобы казаться полной дурой.
Седов, интересный такой мужчина, сидел, слушал меня как-то рассеянно, то и дело заглядывая в свой телефон при каждом звуке, будь то эсэмэска или уведомление. И каждый раз лицо его выражало разочарование или даже тревогу.
— И что, отремонтировал?
— Что вы имеете в виду? — Я продолжала валять дурака.
— Ну, эту… посудомоечную машину.
— Ах, да. Конечно! У него вообще золотые руки!
— Значит, говорите, что ваш муж целый день двадцать пятого сентября был дома, так? И что никуда не отлучался?
— Ну да… — Я почувствовала, как лицо мое запылало. Так вот предательски мой организм реагировал на ложь.
— А где сейчас ваш муж?
