Кощей будто бы думал о чем-то другом, но потом спокойно отозвался:
– Тале просто туп, им любой сможет управлять, кто верит в свои чары. А там были некие чары, напугавшие великана. И мне даже пришлось приложить усилие, чтобы не дать ему сбежать и развернуть обратно.
Надо же, ответил. Ну просто милая беседа у них получилась!
Но особенно долго Кощей расспрашивал, как ведьма и ее спутники преодолели подступы к его пещере, какие обычно охраняли мертвые. По его замыслу там никто не мог пройти – неупокоенные разорвут, сожрут, разметут. Даже добытые неуязвимые доспехи ненадолго помогли бы чужакам. Однако вышло, что пришлые не стали тратить силы на войско мертвой рати.
– Конечно, они испугались, – рассказывал Мокей. – Нелюди выбирались из-под камней, шли на них плотной стеной. Не отступили, даже когда ведьма перевернулась в воздухе и превратилась в Ящера – огромного, длинного, шестикрылого. Вот и смелá первых же приблизившихся мощным хвостом – только ошметки полетели. Я наблюдал за всем от входа в подземелье, даже туман разогнал, чтобы лучше видеть. Думал, первый удар Ящера лишь ненадолго задержит рать неупокоенных, а потом они все же доберутся до пришлых, и те отступят, побегут от лютой ярости мертвецов. Но во время краткой заминки спутники чародейки просто взобрались на нее, и она перенесла их ко входу над воющим и беснующимся внизу войском. Когда подлетали, я едва успел отскочить в лаз. Даже не видел, кинулось ли мертвое воинство за ними или не посмело. Там ведь заклятие, удерживающее их снаружи. А эти гости сейчас у входа. Но вот осмелятся ли пройти вглубь? Я не проверил. Ты ведь понимаешь, Бессмертный, не мог я там оставаться. Вот и явился доложить обо всем.
Мокей стоял перед повелителем коленопреклоненным, но осмеливался смотреть на него, видел его профиль, видел, как Темный ссутулился на каменном троне, словно в глубокой задумчивости. И лишь через время снова повторил:
– Разумное дитя, хитрое и сообразительное.
«Тебе не хвалить ее надо, а уничтожить, если она такая разумная, – хотелось сказать Мокею. – Сам, что ли, не ведаешь, кого подпустил?» Или ведает? Похоже, Кощею было даже интересно, что грядет, если столь сильная ведьма окажется поблизости. Вон даже начал похихикивать негромко.
– А ведь я догадываюсь, с кем она прибыла, кого привела.
И вдруг повернулся к своему кромешнику. Когда лик его приблизился к Мокею, дохнуло смрадом. И кромешник совсем близко увидел узкое костистое лицо, бледно-красные глаза с белыми неживыми зрачками.
– Ты хорошо справился, можешь идти. Пока ты мне больше не нужен. Но не удивлюсь, если скоро придет время поднимать подвластных тебе. Ты сам все знаешь, Рубец, сам поймешь, что надо делать.
Почему-то кромешника передернуло от этого прозвища – Рубец. Так хотелось, чтобы хотя бы в услугу за верность господин назвал его человеческим именем. Не знал? Но ведь знал, поди! А так… Отправил кромешника к отданному под его руку подземному воинству. Мокей помрачнел. Не любил он это грузное, бестолковое воинство. Не интересно. Скучно. И это навсегда. От этого «навсегда» сделалось даже горько.
Однако он подчинился – своей воли у него тут не было. Хотя так хотелось что-то решить самому… Где же взять сил на что-то подобное? Может, в своем имени? Имя – это все же памятка из прошлой, человеческой жизни. И он будет думать о нем, постарается вспомнить былое… Ведь только память из прошлого способна оживить оставшуюся частицу души кромешника.
В серой унылой мути было видно, как только что мечущиеся, ожившие мертвецы отступили, замерли, потом стали укладываться, исчезать под навалами камней.
– Как и не было никого, – вздохнул Добрыня, глядя на каменистую пустошь позади.
Он чувствовал невероятное облегчение, но и невероятную печаль. Понял, что без его матери чародейки они бы не прошли через беснующееся воинство неупокоенных, не попали бы ко входу в пещеру. И испытал позорное чувство беззащитности. Что он сам мог? В этом сером краю – ничего. Как же стыдно!..
Рядом с ним, у темного лаза в пещеру, молился коленопреклоненный Сава – какой бы ужас он ни пережил, но молитва всегда успокаивала его. Ах, ему бы, Добрыне, такую истовую веру! Вон у Даа такой веры не было, но как же он смотрел на священника! А потом вдруг опустился рядом на колени, сложил руки, пытаясь подражать молящемуся. Сава мягко улыбнулся пареньку, но молитву не прервал. Надо же, Даа искал защиты и поддержки у христианина Савы, а не льнул к Малфриде, без чар которой они бы могли погибнуть. Сама же чародейка невозмутимо стояла у входа в пещеру, заплетая разметавшиеся волосы в косу.
– Думаю, как мы добрались сюда, так и вернуться стоит, – вдруг сказала она. – Неужели не понял, что перенеслись мы лишь через малое зло? А впереди… Не хочу даже знать…
Добрыня подошел к ней, и ведьма услышала, как он бурно дышит. В сверкающих доспехах и с простеньким копьем в руке, которым, надо отметить, он развалил немало нежити, пока она не превратилась в Ящера, сообразив, что дело плохо. И вот стоит рядом этот великолепный витязь… и ничего не может. Ей даже стало жаль его.
– Пойми, Добрынюшка, наша жизнь – всего лишь проба наших возможностей. И разумен тот, кто знает свои силы и не тянется за непостижимым, а довольствуется тем, что дано. Ты срываешь те плоды успеха, до которых можешь дотянуться, но надо понять, что свалить ствол, чтобы достать самые далекие плоды, – невозможно. А ствол, что там, под землей, вряд ли удастся подточить.
Он молчал, задумавшись. В следующее мгновение Малфрида заметила, что Добрыня усмехнулся как ни в чем не бывало. Белые ровные зубы, складочки в уголках рта и эта ямочка на недавно выбритом подбородке… На Мокея страсть как был похож, когда улыбался. Не диво, что ранее ей казалось, что Добрыня кого-то напоминает. И, глядя на сына, плод жестокого насилия и стыда, она ощутила к нему почти неприязнь.
– Эй, ты хоть слушаешь меня? – Добрыня положил руку ей на плечо.
Что он там говорил? Да какая разница! Ведьма непроизвольно скинула ее.
– Ты ведь сам не больно к моим словам прислушиваешься!
– Да потому что все, что ты сказала, – всего лишь слова. Красивые слова, правильные. И кто-то попроще меня мог бы ими проникнуться. Но у меня есть свой опыт. И он говорит, что пробовать надо всегда. Я вот помню, Малфрида, как некогда мы бежали с твоим внуком Владимиром за северные моря к варягам. Было такое… И тогда оба думали, что хорошо отделались, успев вовремя скрыться. Ибо позади нас был такой побеждающий враг, как князь всей Руси Ярополк Киевский. Да, мы могли бы стать изгнанниками, поступить куда-то на службу… Такое бывало, когда люди смирялись. И даже нормально проживали свой век. Но, подумав, мы с твоим внуком решили поспорить с судьбой. Потому и вернулись, пошли на самого сильного. Страшно ли нам было? Еще как! И все же мы смогли сделать невозможное, победили, а потом построили великую державу. Кощей же, которым ты меня пугаешь, забился тут в нору и шлет по миру свою заразу. И я не буду знать покоя, пока не попытаюсь противостоять ему!
