— Игра! Я не думаю, что такой запрос можно назвать игрой. Человек явно растерян и нуждается в ответах.
— Лучше позволить мертвым покоиться в их могилах, — сказал Стокер.
— Ты был достаточно заинтересован, чтобы сегодня в таверне слушать сплетни о ее исчезновении. Кроме того, минуту назад ты сказал, что она сбежала, а теперь называешь ее мертвой. Прими решение: она своенравная невеста или жертва убийства?
— Она — не моя забота, и если ты умная, то поступишь так же.
— О, уходи прочь и прекрати командовать. Я уже говорила тебе, ты не должен быть здесь.
— О да. Репутация бедного брата Тибериуса, — сказал он ехидным тоном.
— Не забывай тот факт, что моя собственная репутация будет разодрана в клочья.
Стокер бросил на меня насмешливый взгляд.
— Твоя репутация никогда не беспокоила тебя раньше.
Я отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом.
— У тебя плохое настроение, а я устала. Ты сказал все, что хотел сказать?
— На самом деле, я пришел, чтобы извиниться. Я уже извинился перед Тибериусом.
Я подняла бровь.
— Ты извинился? По собственной воле? У тебя температура? Должна ли я позвать кого-нибудь?
Стокер устало провел рукой по лицу.
— Продолжай. Я заслужил еще сотни таких же уколов.
Я повернулась к нему, почти обеспокоенная.
— Ты сокрушен и разумен. Мне это не нравится.
Он пожал плечами.
— Просто искренен. Я действовал опрометчиво, приехав сюда без приглашения и ввязавшись в вашу маленькую эскападу. Тибериус всегда умел подталкивать меня. Не знай я его лучше, решил бы, что он хотел, чтобы я приехал. Но он это отрицает.
— Вы с Тибериусом говорили?
— Не очень успешно. Он все еще безумно скрытен в своих намерениях на твой счет, но мы все знаем, что ваши брачные обязательства являются обманом.
Я закатила глаза.
— Я могу справиться с его намерениями на мой счет, и даже если бы не могла, это не твое дело.
Стокер долго молчал, и я отдала бы часть своей души, чтобы узнать его мысли. Мои собственные мысли были столь беспорядочны, что я не доверяла себе. Это его запах, лениво думала я. Всякий раз, когда он был рядом, я вдыхала аромат кожи, меда и что-то еще — неопределимое, но свежее и острое, как ветер с моря.
Я повернула голову, в который раз изучая знакомый профиль: гордую горбинку носа, длинную элегантную линию челюсти. Прядь черных волос упала ему на лоб, завиваясь почти над самыми глазами. Воротник был расстегнут, пульс медленно, ровно бился в дупле у основания горла. Руки Стокера лежали на подлокотниках кресла, сильные, способные руки, не раз удерживающие мою жизнь. Руки аристократа, прекрасной формы с длинными, сужающимися пальцами; и в то же время руки рабочего, тяжелые от мозолей и с широкими ладонями. Эти руки никогда не подводили меня.
Я снова посмотрела, как пульсирует вена у его горла, и услышала эхо в моих собственных ушах. Я сглотнула, мои губы приоткрылись. Теперь я поняла. В этот самый момент все замедлилось, и само время, казалось, затаило дыхание. Это был момент, чтобы исправить все, что я порвала. Мне оставалось только признаться. Три коротких слова стояли между нынешним убожеством и истинным блаженством, если б я открыла ему душу.
Я оттолкнула его ради него самого, убеждала я себя. Нет, я лгала, когда называла собственную трусость актом щедрости. Не ему нужно изгнать призрак Кэролайн, я была той, кого она преследовала, эта красавица-чудовище с душой, темной как грех. Это я дрожала при мысли, что меня будут сравнивать с ней и найдут, что во мне чего-то не хватает. Несмотря на все мои бравурные проявления уверенности, Кэролайн стала моим bête noire
[16], разбивая веру в себя. Больше всего на свете я боялась ранить того, кого любила.
Но довольно! Огонь потрескивал в камине, часы забили полночь. Я считала удары, поклявшись себе, что когда пробьет двенадцать, и исчезнет последнее эхо, я раскрою свое сердце и наконец скажу правду.
Один. Предварять ли признание извинением за мою капризность? За случайные травмы, которые я ему нанесла?
Четыре. Как могли секунды пролететь так быстро? Мое сердце билось быстрее, каждый удар быстрее, чем бой часов.
Семь. Несколько секунд осталось, прежде чем я заговорю и навсегда изменю нашу жизнь.
Десять. Еще два удара, и я должна заговорить. Но как начать?
Одиннадцать. Стокер.
Двенадцать. Пора.
Я глубоко вздохнула, мои губы приоткрылись, радость и трепет растянули мое сердце так полно, что я едва могла удержать его в себе.
Внезапно Стокер повернул голову и встретился со мной взглядом.
— Ты была совершенно права, Вероника, — промолвил он непринужденным тоном.
— Я… извини, что ты сказал? — Я начала говорить, вытолкнув из себя несколько слов, но не более того. Его замечание плавно перерезало мои слова.
— Прошлой ночью, то, что ты сказала о Кэролайн. Я не желал слушать, и, осмелюсь заметить, продемонстрировал сорок вариантов хамства, но ты права.
Я почувствовала головокружение, тепло огня внезапно стало слишком горячим, a мои руки и ноги — очень холодными.
— Я права?
Стокер улыбнулся, это был призрак его обычной улыбки.
— Не принимай победу слишком близко к сердцу и не господствуй надо мной. Я не привык унижаться, мне это не по вкусу. Но ты была права.
Я заставила свой голос звучать легкомысленно.
— Обычное положение вещей, — заявила я с такой хрупкой улыбкой, что она казалась сделанной из стекла.
Он продолжил, не замечая мою пронзительную боль.
— Я много думал об этом прошлой ночью. Как всегда, ты знаешь меня лучше всех. Ты видишь во мне то, что я не могу видеть в себе, и это самая чистая форма дружбы.
— Дружбы, — отозвалась я слабым эхо.
Стокер наклонился вперед, пылкий в своей очевидной искренности.
— Дружбы. Я пришел к выводу: ты была права, настаивая, что мы должны сохранить нашу дружбу. Она превыше всего. Романтические наклонности, физические импульсы, это момент. Они не длятся подобно настоящему общению.
— Как собака, — сказала я удрученно. Я значу для него чуть больше, чем Гексли, послушный друг по оружию, ждущий сигнала, чтобы присоединиться к его предприятиям. И если заработаю, меня погладят по голове и дадут мозговую косточку за усердие.
— Для меня ново — считать женщину моим самым близким доверенным лицом. Я не всегда ценил дух товарищества в представительницах слабого пола. Не всегда был готов выслушать совет женщины, но иногда ты так похожа на мужчину, что я обнаруживаю желание прислушаться.
