Я подавила вздох и сделала еще один глоток.
— Волшебная сказка. Вы на самом деле не верите, что мерфолк сошел на берег и утащил невесту Малкольма Ромилли навстречу смерти.
Матушка Нэнс взглянула на меня с жалостью.
— Сие не смерть, милая. Не тогда, когда уходят к мерфолкам. Скорее, возвращение домой.
Эта линия вопросов была явно непродуктивной, поэтому я попробовала другой способ.
— Вся история была ужасно огорчительной для хозяина острова. Конечно, жители Маддерна хотели бы получить ответ ради него.
Она ничего не сказала, просто потягивала свой сидр. Мне пришло в голову, что неразгаданная тайна с призраками, пропавшей невестой и, возможно, несколькими мерфолками, добавленными для полной меры, наверняка полезна для бизнеса. Туристы, любопытствующие и другие упыри на многие мили вокруг не смогут устоять против соблазна.
— Полагаю, Ромилли придется смириться с тем, что он трагический жених, — промолвила я.
— Как и ваш Темплтон-Вейн, — ехидно парировала она, хитро поглядывая на меня поверх своей кружки. Я подняла бровь, и она засмеялась. — Конечно, вопрос в том, который из них?
— Ни один из них не мой, — проинформировала я.
Старуха внезапно посмотрела на меня, ее любопытный взгляд ощупывал мое лицо.
— Я не думала, что вы слепы, моя дорогая. Но нет больших слепых, чем те, которые не хотят видеть.
Я ответила ей тонкой улыбкой.
— Возможно, мы могли бы вернуться к теме Розамунды.
Матушка Нэнс взмахнула рукой.
— Вы толкатель, знаете.
— Толкатель?
— Проталкиваетесь туда, где нет места, и создаете его сами, — объяснила она. Я открыла рот, чтобы возразить, но она подняла руку. — Я не говорю, что это плохо, так что успокойтесь, дорогая моя. Вы должны были это делать, не так ли? Всю свою жизнь. С тех пор как родились под тенью.
— Рожденная под тенью?
— Это виденье. Я знаю, когда человек родился в солнечном свете и когда родился в тени. Вы — дитя луны, крошка. Эта тьма никогда не покидает вас. Она ваш постоянный спутник, и так будет всегда. И вы это знаете, не так ли?
— Матушка Нэнс, — начала я терпеливо.
— Ах, вы не хотите говорить об этом, дорогая? Матушка Нэнс понимает. Для ребенка трудно принять, что она не нужна. Это проникает в ее кровь и кости до тех пор, пока она не осознает, что должна искать свой собственный путь, потому что никто не сгладит ее дорогу. Знаете, такие вещи делают женщину сильной. Вы когда-нибудь ломали кости? — внезапно спросила она.
— Да, — сказала я, вспоминая лето, когда мне было восемь лет, и я упала с яблони. — Руку. Когда была маленькой девочкой.
Старуха подняла ладонь, и я протянула руку. Она обхватила запястье на мгновение, закрыв глаза. Затем ее ладони, мягко прикасаясь к моим рукам, начали двигаться вверх, остановившись на полпути между запястьем и локтем.
— Вот здесь, — сказала Матушка Нэнс, больше для себя, чем для меня. — Именно здесь сломалась кость, a потом срослась. — Она похлопала меня по руке. — И теперь она сильнее. Вы знали это? Когда разбитое срастается, оно становится сильнее, чем прежде.
Я ничего не ответила, но когда она держала мою руку, почувствовала странное тепло, начинающее течь из ее ладоней. Благословение ведьмы, подумала я с иронией. После затянувшейся паузы Матушка Нэнс улыбнулась и отпустила меня.
— Знаете, сердца такие же, как кости, — она снова взяла свою кружку.
— Сердца?
— Да. Сердце может быть разбито на тысячу кусочков, но когда они снова соединятся и станут одним целым, любовь, которую оно дает, будет еще более неистовой.
Я подумала о Стокере, так отчаянно влюбленном в свою первую жену, и о предательстве, которое чуть не уничтожило его.
Старуха прищурилась.
— Я могу дать вам амулет, — она внимательно наблюдала за мной. — Это не требует многого, вы знаете. Просто капелька волшебства, не более чем шепот заклинания.
Она позволила своим словам стихнуть, и на мгновение я испытала искушение. Как легко было бы! Добавить немного зелья в чашку чая или стакан виски…
Я покачала головой, изгоняя мысли, навеянные ромом, и лишавшие мои суждения стойкой верности.
— Нет, спасибо, Матушка Нэнс.
Ее рот изогнулся в снисходительной улыбке, похожей на ту, которой она улыбалась внуку. Для нее я была ребенком, и притом упрямым, отказываясь от помощи, которую она любезно предложила.
— Матушка Нэнс, вы знаете что-нибудь о Розамунде Ромилли? Что-нибудь, что могло бы объяснить ее исчезновение или что с ней стало?
Она откинулась на спинку стула, ее взгляд стал расфокусированным и мягким.
— Розамунда не успокоилась, — ответила она наконец тихим и мечтательным голосом. — Ее призрак бродит и скорбит. Она должна быть похоронена должным образом, чтобы ее дух успокоился.
— Вы знаете, где она?
Старуха слегка, почти незаметно покачала головой.
Я отложила свою кружку в сторону и приготовилась подняться.
Она взглянула на нее, огонь в очаге отражался в полированной меди.
— Остерегайся сестры, — сказала Матушка Нэнс внезапно, сжимая мою руку. Ее глаза округлились, зрачки расширились, став широкими и черными.
— Мертензия, — пробормотала я.
Так же внезапно, как на нее накатило, все прошло. Она опустила мою руку и откинулась на спинку стула, тряся головой, словно пытаясь ее очистить.
— Не обращайте внимание, дитя, — ее голос снова стал нормальным. — Эти видения иногда настигают меня, какая-то сила, проходящая сквозь меня, как ветер, несущийся сквозь деревья. Я даже не знаю, что это значит, только слова, которые я должна сказать.
Она бросила на меня хитрый взгляд.
— Хотите купить защитный амулет?
Я подавила порыв раздражения. Без сомнения, старуха разыграла меня, чтобы продать безделушку.
— Вы уверены? — надавила старуха. — Этим утром я продала один той, что говорит с мертвыми.
— Хелен Ромилли?
Матушка Нэнс кивнула, на ее губах играла улыбка.
— Глупая женщина, коль думает, что может говорить с призраками. Призраки выбирают сами, с кем говорить, — решительно пояснила она. — Представьте, пришла сюда на рассвете, чтобы купить амулет; так была напугана. Теперь она знает, как опасно вмешиваться в дела, которые не может контролировать.
— Какой амулет вы ей продали?
Она махнула рукой.
— Безделушка, предназначенная для того, чтобы держать мертвецов в страхе. — Матушка Нэнс налила еще одну порцию сидра для себя, добавив здоровенную меру рома. — Не хотите еще кружечку?
