Глава 1
Так и знала, что этим все закончится. Знала и все равно повелась.
— Прости, прости! — Голос подруги звенел на такой высокой ноте, что мне пришлось отодвинуть телефон подальше от уха, чтобы не оглохнуть. — Каюсь, виновата, но так получилось!
Верю, Лерочка. Совершенно случайно, уже в сто тридцать пятый раз.
— Исправлюсь!
Когда? В следующей жизни?
— Я приеду завтра!
Уверена, ты будешь с придыханием рассказывать, какой он замечательный.
— Он замечательный! Это любовь всей моей жизни!
Ну вот, что я говорила?
— Янка, не сердись! Завтра я у тебя как штык! Но не теряйся, сегодня ночью самое лучшее время для гаданий, ты же все приготовила?
Само собой, я же наивная доверчивая идиотка.
— Используй! Уверена, у тебя обязательно получится!
Я хмыкнула, прервав поток ее восторженных воплей:
— А оно мне надо?
— Надо! — уверенно заявила Лерка. — Я чувствую! Ты же знаешь, я всегда чувствую правильно!
Конечно, поэтому у тебя уже сто тридцать пятый кавалер. Или все же сто тридцать шестой?
— И только попробуй лечь спать!
— Я подумаю, — фыркнула я.
Если Лерка и хотела что-то добавить, то просто не успела. В трубке послышался низкий мужской голос, тихо мурлыкающий весьма неприличные фразы, и подруга шепнула:
— Мне нужно идти. Степанова, сделай так, как я сказала! Утром приеду — расскажешь!
В трубке послышались гудки, и я, вздохнув, нажала отбой. Положила телефон на тумбочку и закрыла глаза. Признайся себе, Янина Владимировна, — ты зря надеялась на другой сценарий. Как, неужели надеялась? Ну и зря!
Лерка, с которой мы дружили с детского сада, выносила мне мозг с самого Нового года. Мы впервые отмечали его вместе. Я считала этот праздник семейным и всегда справляла его с родителями, но вот уже несколько месяцев, как их со мной не было…
Автокатастрофа унесла жизни папы и мамы, а буквально за месяц до их смерти ушла из жизни бабушка. Мама, ее дочь, даже не успела вступить в права наследования, поэтому мне пришлось побегать, чтобы оформить документы. За это я должна поблагодарить именно Лерку, как начинающего, но весьма успешного юриста, и ее брата-нотариуса. Большинство вопросов они решили за меня. Я пыталась впасть в депрессию, но мне не позволили и заставили крутиться. Перед Новым годом я получила все документы на бабушкину квартиру и переселилась. Конечно, могла бы и раньше, но после смерти родителей подруга настояла, чтобы я пожила у нее. Валерия была замечательным специалистом и отличной подругой… вот только очень любвеобильной.
С Артемом она познакомилась на улице, когда мы толпой высыпали из дома запускать купленную пиротехнику. Развлечение было для нас в диковинку, и мы засомневались, соблюдаем ли правила техники безопасности. Улыбающийся молодой человек с легкостью разрешил наши сомнения, и вскоре мы наслаждались разноцветным фейерверком. А подруга не сводила глаз с нового знакомого.
Тогда мне казалось, что их отношения несерьезны, но это же Лерка… У нее каждый, кто не первый, тот у нас король!
Меня всегда удивляло, как в такой прагматичной особе совмещаются педантичность и вера в чудеса. Лера всегда с восторгом влезала в новые отношения, при этом с детской непосредственностью верила во все, во что верить не стоит. Например, в святочные гадания. После знакомства с Артемом она решила — это был знак свыше, потому что встреча случилась на Новый год, а ей накануне приснился высокий блондин с голубыми глазами. Стоит ли говорить, что Артем выглядел как герой из ее сна?
— Именно его ты видела во сне? — фыркала я, намывая полы в бабушкиной квартире.
Лерка, протиравшая огромное напольное зеркало, весело ответила:
— Я не видела лица, но уверена, что это был он. Тебе тоже не мешало бы задействовать высшие силы и узнать свою судьбу. Смотри, какое зеркало! Поставишь напротив другое, получится коридор, и отгуда придет…
— Ага, суженый, собственной персоной. Похихикает и сбежит.
— Пессимистка! — припечатала Лерка. — Ты ни разу не гадала, значит, явится твой нареченный, можешь не сомневаться. — И, подумав, добавила: — Жди, приеду к тебе завтра вечером, на Святки самые точные предсказания!
— Не надо!
— Надо, Яна, надо. Грех такое зеркало не использовать! Оно же прямо просит этого!
Я скептически подняла бровь:
— Оно тебе само об этом сказало?
Лерка насупилась:
— Нет, но я это знаю! Уверена, ты увидишь кого надо, а потом и встретишь! А еще можно вызвать духов, используя блюдечко. И положить под подушку хлеб и приманить суженого…
— Разве что сильно оголодавшего. Ну зачем мужику хлеб? Ему бы мясо…
— Степанова! Я для кого стараюсь?!
— М-м-м… Дай подумать… Пытаешься оправдать трату своих кровных за книжку в мягкой обложке, купленную тобою в переходе? Ведь именно в ней ты почерпнула этот бред?
— Р-р-р!
— Я тебя тоже люблю, — усмехнулась я.
Мой скепсис раздражал Лерку, но с пути истинного не сбил. Вымытое ею зеркало произвело впечатление, и желание подруги использовать его во что бы то ни стало понимала даже я.
Бабуля всегда жила уединенно и не любила принимать гостей. Квартиру она завещала маме, но с оговоркой — не выбрасывать ее любимое зеркало. Впрочем, условие было излишним — избавиться от такого раритета у нас бы рука не поднялась. По легенде, это произведение искусства создала сама Софья Михайловна на стекольном заводе, где работала до самой пенсии. Однако зеркало выбивалось из стандарта, поэтому его позволили забрать домой. За вычетом расходов на материалы, разумеется.
Тогда семья бабули пару месяцев жила впроголодь. Неудивительно, даже по ценам того времени зеркало выглядело богато. Огромное, в полный рост, с ковкой по периметру, с вкраплениями прозрачных разноцветных камней. Стеклышки, само собой, но выглядели они как настоящие драгоценности. Впрочем, я в них не особо разбиралась, опыта недостаточно.
В итоге от бабули мне досталась двухкомнатная квартира. Одну комнату я переделала на свой лад, а вторую, с зеркалом и огромным шкафом из натурального дерева, даже не тронула. И через некоторое время поняла, что люблю бывать именно во второй, а бабулины вещи меня ничуть не напрягают. Даже наоборот.
Лерка обожала находиться в «резиденции Софьи Михайловны», как мы негласно окрестили пресловутую комнату. Подруга всегда называла мою бабулю по имени-отчеству, испытывала перед ней непонятное благоговение и любила рассматривать оставшиеся после нее старинные вещи. Даже пыталась выкупить у меня зеркало, но потом махнула рукой: «Чувствую, нельзя его отсюда выносить». А я фыркала, Леркино увлечение мистикой ничего, кроме снисходительной улыбки, не вызывало.
