Спаркс продолжил:
– Встань на ноги, дитя. Низко поклонись и начни отступать. Медленно. Костёр всего в пяти метрах, и он ярко горит.
Я выполнил всё, что сказал заяц. На мой поклон женщина… нет, Русалка склонила голову набок, словно чего-то ожидала. Шаг назад. Второй. Теперь Спаркс находился между мной и водным замком, его мех жарко и ярко пылал. Он напомнил мне кота, выгнувшего спину. Я сделал ещё один шаг и замер, когда Русалка протянула руки, словно держа перед собой блюдо. Стало слышно, как вода с обеих сторон начала булькать и закручиваться.
Спаркс на языке воды произнёс что-то длинное и холодное. Оно звучало испуганно и сердито. В ухе раздался огненный шёпот:
– Ещё два шага, потом надо развернуться и прыгнуть.
На спине зайца полыхало пламя, на полметра возвышаясь над ним.
Шаг. Раздался шум, похожий на скольжение воды по песку, когда волна обрушивается на берег, а затем отступает. Ещё шаг. Взревев, вода поднялась, образуя высокие зелёные стены по обе стороны дороги.
– ВРЕМЯ! – взвизгнул Спаркс.
Он подскочил вверх и, разворачиваясь в воздухе, снова напомнил мне испуганного кота.
Я поймал его, как футбольный мяч, в воздухе, развернулся и прыгнул в жёлто-малиновое пламя, которое принеслось сквозь заросли и вело к яме с костром. Зелёные стены рухнули прямо на меня. Не размышляя ни секунды, я нырнул в огонь. Всё вокруг завертелось красно-зелёной рождественской спиралью, и я решил, что умираю.
Последовала вспышка, за ней раздался грохот, словно рушился горящий дом. Я в ужасе зажмурил глаза. Когда я их снова открыл, то увидел, что нахожусь в другом месте. Возможно, в каком-то дворе, окружённом низкой каменной стеной. Вокруг толпились люди в обычной одежде, на их лицах застыл испуг. Некоторые пятились от стены. Одна женщина, отвернувшись, закрыла лицо руками и закричала. Лишь тогда я догадался, что стою в костре, а вокруг пляшут языки пламени.
– Беги, идиот! – завопил Спаркс.
Я побежал, прижимая к груди горящего кролика. Проскочил мимо женщины, которая в ужасе попятилась. Другие прохожие, уступая дорогу, кинулись врассыпную.
– Левее! – хрипло и устало скомандовал Спаркс.
Я повернулся и бросился в пустоту между двумя кустами сирени, боясь, что подожгу их. Но пламя начало стихать. Позади ещё кричали люди. Я понёсся ещё быстрее.
Через несколько минут Спаркс снова заговорил, на этот раз спокойнее и на человеческом языке:
– Думаю, можно остановиться.
Пытаясь отдышаться, я опустил зайца на землю. Присел и положил руки на колени.
– Где мы?
– Комо-парк, костровая яма.
Голос Спаркса звучал слабо, хотя и довольно резко.
– Там, где я смог найти ближайшее несвязанное пламя.
Я вдруг вспомнил это место. Я часто играл в подобных ямах, когда мы жили недалеко отсюда. Комо считался самым большим парком в Сент-Поле.
– Значит мы около леса на западе. Дай сообразить, сумею ли я найти дорогу домой.
Спаркс кивнул. Но одна мысль не давала мне покоя.
– Если всё это время мы могли перемещаться по огню, зачем нам понадобился железнодорожный мост?
– Затем, что дорога огня не так легка, как кажется, – объяснил заяц.
Сообщив это, он как-то аккуратно сполз вниз и растянулся на траве.
– Спаркс!
Заяц не отвечал. Он едва дышал, а его мех поседел под цвет пепла.
– Спаркс?
Я наклонился и дотронулся до его плеча, он не ответил. Его тело было намного холоднее обычного. Меня охватила дрожь, к горлу подступила тошнота. В поисках помощи я стал оглядываться по сторонам.
И тут до меня донёсся голос бабушки Элизы. Она умерла, когда мне едва исполнилось пять лет, но её улыбка и голос остались со мной навсегда. Я помнил её как добрую и сильную, хотя и хрупкую женщину. Она всегда давала нам с мамой хорошие советы. Я вспомнил слова, которые бабушка говорила мне и которые до этого момента не имели никакого смысла: «Когда-нибудь, дитя, ты увидишь, как что-то пошло не так, и подумаешь: кто-то должен помочь! Запомни: этот кто-то – ты сам».
Я взял Спаркса на руки и направился в глубь леса, в поисках места, которое видел раньше, но всегда избегал. Через некоторое время я нашёл небольшую скалистую впадину с крошечной полянкой, защищённой горным хребтом. Здесь часто ночевали бездомные, поэтому я сюда не совался. Но сейчас было кое-что поважнее моего страха.
Я опустил Спаркса на полянку – он стал заметно холоднее. Рядом высилась кучка палок и прутьев, припасённых теми, кто разбил лагерь. Я мысленно пообещал себе вернуть дрова, которые использую, при первой же возможности. Ещё одно влияние моей бабушки. Она ненавидела тех, кто брал чужое без спроса и потом не возвращал. Её версия «Златовласки» заканчивалась тем, что девушку-воровку съели и она «получила по заслугам».
Я укрыл зайца ветками, и тут до меня дошло, что нечем зажечь огонь. Я посмотрел на Спаркса и увидел, что зверёк не дышит. На глаза навернулись слёзы, когда я подумал о том, что он погиб, спасая меня. Тогда я решил, что пришло время дышать огнём. Да, я был напуган, но не зол. Эмоции нужно держать под контролем, иначе всё может плохо кончиться.
Рассудок, а не ярость. Я ещё не очень хорошо разбирался в том, чему Спаркс пытался меня научить. Я только учился не устраивать своим дыханием больших пожаров или не заставлять людей верить в мою ложь. Он даже не начал учить меня заклинаниям, которые, по его словам, пока мне не пригодятся.
Если бы только я… Стоп, что за стихотворение когда-то читала мне мама? Которое бабушка ей пела? Может ли оно быть заклинанием?
Может.
Огонь оставит пепел,
Погонит ветер пыль.
А солнце мир осветит.
Дуб, ясень – сказка, быль…
Это всё, что я знал, но этого было недостаточно. Требовалась концовка. Думай!
– Огонь даёт тепло, огонь несёт добро…
Ничего.
Без паники. Думай!
Ой! Может, всё проще?
Заставляя себя думать не о словах, а о смысле, я повторил попытку. В этот раз – на языке огня, и, когда закончил, сложенные палки вспыхнули. Только бы помогло…
Время шло, но ничего не менялось. Надежда стала угасать, и по щекам тихо заструились слёзы. Я не шевелился, не предпринимал попыток убрать ветки, а просто со страхом смотрел на расплывающийся погребальный костёр.
И тут – нет, не померещилось – до меня донёсся слабый кашель. Струйка тёмно-зеленого дыма вылетела изо рта Спаркса, его грудь начала потихоньку вздыматься. Других признаков жизни заяц не подавал, но огонь загорелся сильнее. Я решил собрать ещё веток, чтобы подбросить в костёр.
