— Алина, вставай, — позвала я Алину. — Дел много.
— В Дрогобыч надо ехать? — спросонья спросила она.
— Нет, Дрогобыч отменяется. Нам надо решить, кто пойдет на похороны Василия, а кто на похороны Романа.
— А его уже привезли? — Алина села в постели, думая, что так она скорее проснется.
— Со слов Степы — да. Светлана торопилась, чтобы успеть похоронить мужа в один день с Василем. У меня предложение такое: я иду с Оксаной к Василию, ты — к Роману.
— Не возражаю.
В дверь постучали. Это могла быть только Оксана, потому я даже не стала накидывать халат.
— Оксана, входи! — крикнула я.
— Представляете, звонила Рада, — дрожащим от негодования голосом начала Оксана.
— На похороны приглашала?
— Она хочет, чтобы я оплатила часть расходов! Как вам?! Я, дескать, столько лет с Василем прожила, мне он не чужой, отец моего ребенка и все такое.
— Человеческой наглости нет предела, — вздохнула Алина. — На похороны пойдешь?
— А пойду! — с вызовом ответила Оксана.
В половине одиннадцатого с букетами, перевязанными траурными ленточками, мы вышли из гостиницы. Оксана специально повела нас через двор Романа. Перед подъездом пятиэтажного типового дома стояли люди — немного, человек десять, в основном женщины.
— В этом подъезде квартира Романа. Третий этаж, кажется, первая дверь справа. Можно уточнить. Вон та, худощавая старушка точно из этого дома, — припомнила Оксана.
— Уточним. До встречи, — Алина затормозила у подъезда, а мы пошли дальше.
Примерно столько же людей было и перед подъездом Рады. Оксана, которая с Лилей шла впереди меня на два метра — такая была договоренность, — как вкопанная остановилась перед поставленными в ряд венками.
— «Васеньке от родственников», «Василю от соседей», «Василю от друзей», — читала она, оттягивая минуту, когда все-таки придется шагнуть в темный подъезд.
— Иди с Лилей, — тихо зашептала я Оксане. — Не свети меня. Ничего не бойся, там Степа.
— А если Рада выгонит? — не поворачивая в мою сторону головы, спросила она.
— Не посмеет. Родная дочь имеет право проститься с отцом. Иди.
Оксана шагнула в подъезд, следом за ней исчезла Лиля. Я подошла к подъезду, тяжко вздохнула, уловив на себе посторонние взгляды, и поправила ленточку на венке. Несколько женщин, стоящих в сторонке, откровенно меня разглядывали. Для порядка я сказала:
— Горе-то какое! Такой молодой, и пожить не успел. — Потом посмотрела на женщин и спросила: — Похороны Василия Степановича в двенадцать?
Все дамы настороженно кивнули. Я заговорила с ними на русском языке — следовательно, я не местная, чужая. «Кто такая?» — читалось в их глазах.
— Как узнала, все во мне оборвалось. Я ведь с Васей больше двадцати лет знакома, — соврала я. — Его отец, Степан Васильевич, строил моим родителям дачу, вот мы и познакомились. — Тетки внимательно меня слушали, но беседу поддержать не торопились. — В Трускавец я приехала по санаторной путевке, здоровье подлечить. О смерти Васи узнала случайно. Когда в процедурном кабинете лежала, разговор подслушала. Медсестра своей подруге по телефону рассказывала, мол, ее знакомый, Василий Остапенко, трагически погиб во время круиза по Нилу, на судне. Надо же! И моего знакомого так зовут. И он тоже вроде бы собирался в Египет. Стала расспрашивать — он! Она мне и адрес его новый сказала. Горе какое!
Одна из теток отмерла:
— Да, горе-горькое, — протянула она без особого сожаления. — Совсем молодой. Жить и жить.
— Говорят, он недавно женился? Я ведь перед приездом в Трускавец пыталась к нему дозвониться, хотела встретиться, но он к телефону не подходил. Откуда мне было знать, что он переехал. Жена как? Хорошая?
Одна из женщин поджала губы, другая скроила отрешенное лицо, третья вяло кивнула.
— Да как сказать, — замялась четвертая. — Наверное, хорошая, если он от Оксаны ушел.
— Не только к хорошим уходят, — заметила пятая, — и к стервам тоже прилипают.
— Ты только при Дарине не говори, что ее дочка стерва из стерв.
— А то Дарина не знает.
— И зятя она не жаловала, — специально для меня сказала та, что обозвала Раду стервой. — Вы-то Василя хорошо знали?
Я пожала плечами:
— В общем-то, не очень. Мне Вася всегда казался положительным: вежливый, малопьющий. К тому же внешностью его бог не обидел. Почему такому зятю не радоваться?
— Это лучше у Дарины спросить.
— А мне она говорила, что он фальшивый насквозь. И Зося его терпеть не могла. Детей не проведешь, — выпалила одна из соседок.
— Зося? — удивилась я. Мне вспомнилось, как Рада, расхваливая Василия, рассказывала, какой он заботливый отец, к Зосе как к родной относится, в учебе помогает, на занятия отвозит.
— Зося — дочка Рады от первого брака, — по-своему поняли мое недоумение соседки и стали вводить меня в курс дела. — Девочке пятнадцатый год. Родного отца Зоси Рада выгнала, когда той пять лет было. Потом Рада еще два раза замуж выходила, да мужья на этом свете долго не задерживались.
— Умирали?
— Да. Один от инфаркта. Другой старенький был.
— Черная вдова, — пробормотала я.
— Вроде того, — поддержали меня соседки.
— Так вот, всех зятьев оплакивала Дарина — все приличные люди были, — а когда узнала, что Василь погиб, засияла. Так его не любила.
— Откуда такая нелюбовь? Они что, в одной квартире жили?
— Нет, дом Дарины через дорогу.
— Переживала, что Василий родную дочь бросил? Говорят же, что свое счастье на чужом несчастье не построишь, — предположила я.
— Не думаю. У Дарины самой несколько мужей было. Боялась она за свою дочь, считала, что от Василия у той будут неприятности.
— Почему?
— Так ведь у него приятель — бывший зэк!
— Кто? Роман? — выпучила я глаза. — Простите, я только одного друга Василия знаю — Романа.
— Роман, — хмыкнули соседки. — Романа в соседнем дворе хоронят!
— Есть еще другой приятель.
— Да не приятель он вовсе. Брат подруги Рады. Да и то, что он зэк, слухи. Никто же не знает, за что Ярослав сидел. Может, и не сидел. Катя говорит, что ее брат геологом где-то на Севере работал, в охранной зоне.
— Вот-вот, на рудниках.
— И не на рудниках, а на приисках золотых. Деньжата у него водятся, — тарахтели соседки, делясь со мной информацией.
«Ярослав? Но он говорил, что с Василием познакомился в аэропорту, — вспомнила я. — Маленькая ложь рождает большие подозрения».
