Во всяком случае, так увидело ситуацию правительство США. Урон был настолько масштабным, что восстановить город не представлялось возможным, так что нас благородно выкинули из страны. Точнее, сместили границу, а нашему краю присвоили название «Западные территории». Вот олухи, право слово.
Все это случилось год назад.
Впрочем, некоторые горожане не сдались. Они до сих пор пытаются восстановить город, помочь ему хоть чем-то. Даже не знаю почему. Даже если мы выстроим новый город поверх воды, следующее землетрясение без труда его уничтожит.
У Западного побережья нет шансов. А может, и у всей Америки.
Порой мне вспоминается день, когда я познакомился с Романом. Он сидел на улице посреди Палаточного городка и писал программу для предсказания землетрясений. Интересно, что с ней стало? Наверное, он забросил ее, как только начал помогать мне с исследованием. А жаль! Она бы сегодня принесла нам бесконечно больше пользы, чем машина времени.
Я бы охотно расспросил его об этом, вот только он теперь совсем ко мне не заходит. Думаю, я его разочаровал. И если так, то я его не виню. Я и сам в себе разочарован.
Что ж, на сегодня, пожалуй, хватит. После комендантского часа свет лучше не включать.
Он привлекает всяких хищников.
38. Эш
17 марта, 1980 год, Форт Хантер
Зора дернула за ручку двери – как оказалось, незапертой – и открыла ее. Эш вскинул автомат и прицелился, нащупав дрожащим пальцем курок, и они осторожно вышли в коридор.
Пусто.
Эш опустил оружие и нахмурился. Считаные минуты назад тут было с десяток солдат, а то и больше. Он повернулся к Зоре, но та была уже на полпути к двери с надписью ЛЕСТНИЦА.
– Зора, подожди! – крикнул Эш, сложив руки рупором.
Но та не обернулась – может, просто не расслышала его крика за воем сирен. Он ругнулся и кинулся следом. Пустота коридора не на шутку его тревожила. «Слишком уж просто», – думал он. Украденный автомат постукивал Эша по бедру, а он не отпускал ремня на случай, если появятся солдаты и завяжется перестрелка. Но никто так и не показался.
Они вышли на лестницу, и за спиной у них захлопнулась железная дверь, отрезав от них вой сирены.
Эш поморщился и потер висок. Пронзительные отзвуки сирены еще стояли у него в ушах.
А Зора тут же кинулась вверх по ступенькам. Она ни разу не сбавила шаг и даже не оглянулась, чтобы убедиться, что Эш идет следом. Вешать автомат на плечо она тоже не стала, а несла его перед собой, точно щит.
– Куда ты? – спросил Эш, бросаясь вдогонку. Надо было срочно возвращаться на «Темную звезду», найти Дороти, понять, где искать Уиллиса с Чандрой. Разгуливать по комплексу было совсем некогда.
– На крышу, – ответила Зора.
Внутри у Эша все оборвалось. Нет, ему совсем не хотелось на крышу. Не хотелось видеть никаких доказательств тому, что Профессор на самом деле погиб.
Тогда придется мириться с тем, что это и впрямь случилось.
– Они все врут, – бросила Зора через плечо, точно прочитав его мысли. – Папа жив. Иначе и быть не может.
Папа. Зора не произносила этого слова несколько месяцев. Но сегодня говорит его уже не в первый раз.
Эша охватило странное, щемящее чувство, названия которому он не знал. Ему вдруг захотелось убедить Зору подождать. Поговорить с ней. Даже если Гросс солгал и Профессора не казнили (правда, не совсем понятно, зачем ему эта ложь), подниматься на крышу было совершенно бессмысленно.
Что она рассчитывает там отыскать?
Но не успел он поделиться с ней своими мыслями, как они вошли в очередную дверь, и ступеньки осветил яркий свет. Эш невольно отскочил назад, сощурившись.
«Прожекторы!» – подумал он. Ему тут же вспомнился ангар, расположенный в восточном крыле, и сотни солдат, жаждущих поскорее его схватить.
Но через пару мгновений он разглядел, что белый свет исходит вовсе не от прожекторов, а от большой серебристой луны, нависшей над крышей.
Эш приставил ладонь ко лбу и осмотрелся, напрягая зрение. При таком свете видно было плохо – все вокруг потонуло в тени. Перед собой он различил лишь силуэт Зоры, которая остановилась, тяжело дыша.
– Видишь? – спросила она, оглядевшись. – Тут ничего нет! А значит, они никак не могли…
Эш медленно приблизился к ней.
– Зора…
– Если б они и впрямь его застрелили, тут было бы тело, или кровь, или… – Голос у нее стал совсем тихим и начал подрагивать. – Если я и его потеряю, я просто не переживу. Особенно после того, что случилось с мамой…
Эш не знал, что ответить. Казалось, он забыл, как дышать.
Зора не заговаривала о маме. Никогда. Наташа была в числе тридцати пяти тысяч жертв, чьи жизни унесло Каскадское мегаземлетрясение. И после ее гибели Зора очень изменилась. Перестала говорить о своих чувствах – а порой казалось, что и испытывать их перестала. Точно боялась, что стоит ей хоть что-то почувствовать – и на нее навалится весь груз пережитой трагедии.
Один раз Эш попытался поговорить с ней о случившемся. Но стоило ему произнести слово «мать», как взгляд Зоры тут же стал отсутствующим, а пальцы ослабели. Шестеренка, которую она держала в тот момент, тут же упала на пол, но Зора даже не нагнулась за ней.
Она точно впала в транс. Точно Эш что-то в ней поломал.
Больше он о Наташе не упоминал.
А теперь обнял Зору за плечи и прижал к себе. Он думал, что она вырвется, но нет – Зора послушно замерла. Она всегда была тихим и спокойным человеком, но теперь ее спокойствие казалось каким-то неестественным, опасным, точно тишина перед грозой, когда даже ветер – и тот замирает, а листья приподнимаются, показывая потемневшему небу свою «изнанку».
– Можно попробовать еще раз, – не без труда сказал Эш. – Можно вернуться в прошлое, в те минуты, когда Профессора еще не успели казнить, – уточнил он, похлопав по маленькому сосуду с экзотическим веществом, спрятанному под курткой. – Мы пополнили запасы ЭВ. И теперь можем сколько угодно раз возвращаться.
Зора кивнула, уткнувшись ему в плечо, но Эш чувствовал, что она ему не верит. Путешествия во времени не помогают воскрешать людей из мертвых. И Профессор наглядно это доказал, пока пытался вернуться в прошлое и спасти маму Зоры.
Что бы ни случилось на этой крыше, этого уже не изменить. Все кончено.
А значит, и превспоминание Эша непременно сбудется, как бы он ни пытался от него спастись. Еще каких-нибудь четыре недели – и он тоже умрет.
Внутри пробудилось пронзительное, болезненное чувство. Облечь его в слова он не мог, не мог объяснить, как больно осознавать, что смерть близко, что от нее не уйти, хотя он многие месяцы твердил себе обратное. Это чувство было таким мощным и огромным, что он не мог его вместить.
