В этой книге я делаю акцент на том, что рекламировать свою приспособленность, пытаясь привлечь партнера, можно множеством разных способов. У каждого вида животных в ходе эволюции вырабатывается собственный набор индикаторов приспособленности. Точно так же и в каждой человеческой культуре формируется свой набор приобретенных индикаторов приспособленности – особых способов завоевания и демонстрации социального статуса. Люди находятся в уникальном положении, поскольку могут решать, использование каких индикаторов следует поощрять в обществе. Эволюционная психология не должна придерживаться идеи, будто мужские демонстрации финансового благополучия и женские демонстрации физической красоты – единственные индикаторы приспособленности, доступные нашему виду. В этой книге я старался доказать, что оба пола в ходе эволюции научились демонстрировать творческий интеллект и другие аспекты приспособленности многочисленными способами: рассказывая истории, сочиняя стихи, рисуя картины и играя на музыкальных инструментах, занимаясь спортом, придумывая остроумные шутки, проявляя доброту, выступая в роли лидера, рассуждая на философские темы, и так далее. Марксисты, феминисты, художники и святые давно знают, что человеческий интеллект, креативность, доброту и лидерские способности можно показать многими другими способами помимо продвижения вверх по экономической иерархии ради накопления материальных излишеств. И я с ними согласен. Поэтому в центре внимания этой книги уютно расположились традиционные для хиппи и гоминид модели демонстраций: телесные украшения, ритмичные танцы, фривольный юмор, протеическая креативность, щедрость, идейный энтузиазм, хороший секс, запоминающиеся истории и общность сознания. Я надеюсь, что моя теория выбора партнера убедит вас, что люди могут оценивать очарование вашего разума напрямую, в обычной беседе, не зная ничего о том, как вы работаете, занимаетесь шопингом, храните и тратите деньги.
Современный уровень жизни довольно высок благодаря тому, что на наше благо работают миллионы актов ухаживаний, исполняемых не нами и не предназначенных лично для нас. Боковая подушка безопасности, которую сконструировал инженер из Стокгольма с целью повысить свой статус в дизайнерском отделе “Вольво”, может спасти чью-то жизнь. Или кто-то испытает душевный подъем, читая один из романов давно умершего Бальзака, которыми он пытался впечатлить своих аристократических русских любовниц. В отношении сигнализации современная жизнь отличается от плейстоценовой тем, что благодаря социальным институтам и технологиям мы можем получать пользу от чужих ухаживаний, удаленных от нас во времени и пространстве.
Это наша ответственность – создать социальные институты, которые позволяли бы использовать с максимальной выгодой индивидуальные инстинкты конкуренции за партнеров. Выражаясь терминами теории игр, пусть мы и не можем запретить индивидам играть роль эгоистичных соперников в игре размножения, но мы в какой-то мере вольны выбирать, в какую из репродуктивных игр будет играть наше общество. Не в наших силах удержать людей от применения равновесных стратегий, зато можно признать, что существует множество возможных равновесий, а споры на тему социальных ценностей – это процесс выбора равновесия. Одно общество, например, может организовать соперничество за партнеров так, что люди в нем будут превращаться в отчужденных трудоголиков и соревноваться друг с другом в приобретении консьюмеристских индикаторов платежеспособности. А члены другого общества будут соревноваться в результативности своих усилий по спасению бедных деревень от экономической стагнации и охране естественных мест обитания животных. На мой взгляд, показная благотворительность по меньшей мере столь же естественна, как показное потребление, и мы вольны выбирать, к чему в нашем обществе будут относиться с бо́льшим уважением. Иными словами, поиск лучших путей управления сексуальной конкуренцией должен стать ядром социальной политики.
Основные политические доктрины современности сформировались до того, как появилась теория эволюционных игр, поэтому они не учитывают процесс выбора равновесий. Социализм притворяется, что люди вообще не участвуют в эгоистической борьбе за половых партнеров, и, таким образом, просто игнорирует существование равновесий. Консерватизм притворяется, что общество может поддерживать лишь одно равновесие – ностальгическую версию статус-кво. Либертарианство не учитывает возможности выбора равновесий на уровне рационального социального дискурса и предполагает, что децентрализованная динамика рынка магическим образом приведет к равновесию, в котором общее социальное благополучие достигнет максимума. В свете современной эволюционной психологии, далекой от того, чтобы служить научной опорой для политических доктрин, самые стандартные взгляды предстают крайне упрощенными и убогими.
Примерно то же и со стандартными взглядами на биоэтику. Возможности генетического скрининга и генетической инженерии ставят нас перед новыми этическими проблемами. Некоторые биоэтики считают, что люди не имеют права “играть в бога”, несправедливо наделяя своих детей генетическими преимуществами перед другими. Они беспокоятся, что новые репродуктивные технологии могут привести к появлению моды на определенные физические или умственные черты, а значит, запуску убегающего отбора. Кое-кто даже опасается, что выраженные различия во вкусах приведут к разделению нашего вида на несколько подвидов с разным строением тела, умом и образом жизни. Но теория полового отбора говорит о том, что эти предостережения опоздали примерно на 500 миллионов лет. Животные играют в бога с тех пор, как у них развился механизм выбора партнера. Одна из главных функций этого механизма – поиск партнеров с хорошими генами. Самка любого вида насекомых, пернатых или млекопитающих, выбирая самца на основе индикаторов приспособленности, проводит своеобразный генетический скрининг. Иногда на женский выбор влияют сильные сенсорные впечатления или новизна, и новая мода “убегает”: запускается убегающий отбор в пользу впечатливших телесных украшений или брачных ритуалов. Дивергенция брачных предпочтений приводила к расхождению видов на протяжении миллионов лет, благодаря чему и возникла бо́льшая часть биоразнообразия на нашей планете. Мы могли бы запретить генетический скрининг наследуемых признаков, но я предполагаю, что будет несколько затруднительно держать в тюрьмах всех животных мира, размножающихся половым путем и практикующих выбор партнера: для одних только самок горбатых китов понадобятся недопустимо дорогие, тщательно охраняемые аквариумы. Наши споры на тему репродуктивных технологий станут намного конструктивнее, если мы признаем, что механизмы выбора партнера появились в глубокой древности и специально для того, чтобы чьи-то дети несправедливо получали генетические преимущества перед другими.
Концепция полового отбора может предложить еще одно, итоговое, суждение, связанное с человеческими ценностями. Механизм выбора партнера по определению требует избирательности и критической оценки: он предназначен для того, чтобы ранжировать потенциальных партнеров, сводя их богатую индивидуальность к примитивному списку физических, умственных и социальных качеств. Он придирчиво выискивает у претендентов хоть сколько-нибудь вредные мутации и простые биологические ошибки, боясь пропустить наследуемый недостаток, который в плейстоцене быстро отсеялся бы естественным отбором. Он игнорирует все, в чем люди сходны, и фокусируется только на различиях, уделяя максимум внимания индикаторам приспособленности, которые умножают эти различия во много раз. При выборе пары для длительных отношений есть веские причины прислушиваться к тому, что нам говорят нейронные цепи, отвечающие за выбор партнера. Но в остальное время мы не должны смотреть на людей сквозь призму выбора партнера. Чем глубже мы понимаем работу инстинкта выбора партнера, тем проще обуздать его в ситуациях, когда он неуместен. Социальная жизнь современного человека не сводится к ухаживаниям, а он сам – к набору индикаторов приспособленности.
