Я вхожу в кабинет Джонаса позднее, чем обычно, перед самым звонком. Я последней сажусь за парту и с удивлением замечаю склонившегося ко мне учителя. Он крайне редко уделяет мне особое внимание перед всем классом.
– Как себя чувствует твоя мама?
– Нормально, как мне кажется, – пожимаю я плечами. – А что?
– Она не отвечает на сообщения. Просто хотел убедиться, что с ней все в порядке.
Я придвигаюсь ближе, не желая, чтобы мои слова услышал кто-то еще.
– Когда я приехала домой в пятницу, она сидела на газоне перед домом вся в слезах. Это было очень странно. Мне кажется, что она на грани нервного срыва.
– Она не сказала, почему плакала? – с озабоченным лицом уточняет мистер Салливан.
– Я не спрашивала, – отвечаю я, предварительно оглядевшись, чтобы убедиться: все заняты собственными разговорами и не обращают на нас никакого внимания. – Она вообще теперь постоянно рыдает, поэтому я уже перестала интересоваться.
Раздается звонок, и Джонас возвращается на свое место. Однако, объясняя тему урока, он кажется задумчивым и уставшим. Словно ему все надоело.
Это слегка расстраивает. Иногда мне кажется, что быть взрослым куда проще, чем подростком, потому что у тебя все разложено по полочкам. Предполагается, что, чем старше становишься, тем лучше справляешься с кризисными ситуациями, и эмоции уже не так захлестывают. Однако, наблюдая за Джонасом, который пытается притворяться, что уделяет внимание материалу, хотя размышляет о чем-то другом, и за мамой, которая старается взять под контроль свою жизнь, хотя сама, видимо, не разбирается даже в собственных желаниях, меня накрывает озарение: взрослые ничуть не умнее нас. Они просто убедительней притворяются уверенными.
И это меня разочаровывает.
В кармане вибрирует телефон. Я достаю его, дождавшись, пока учитель повернется спиной к классу, и кладу на парту. Затем провожу по экрану и читаю сообщение от Миллера.
Миллер: Я сегодня не работаю. Не хочешь подготовиться к кинопроекту?
Я: Да, но находиться сейчас дома с матерью – плохая идея. Может, лучше у тебя?
Миллер: Конечно. Подъезжай к пяти. Нужно отвезти дедулю к врачу в три часа, поэтому после школы встретиться не выйдет.
* * *
Когда я сворачиваю к дому Миллера, он уже ждет меня на крыльце. Подбегает к машине и запрыгивает на пассажирское сиденье до того, как я успеваю выбраться наружу.
– Дедушка отдыхает, – произносит парень. – Поехали сначала к «Жевунам», дадим ему немного поспать.
– Что за «Жевуны»?
– Ты никогда там не была? – Миллер таращится на меня с таким выражением, словно я ляпнула нечто невообразимое. – Не ела в их передвижной закусочной?
– Не-а, – качаю я головой.
– Хочешь сказать, что никогда не пробовала их комбо? – Теперь он кажется по-настоящему удивленным.
– Это название блюда?
– Это название блюда? – передразнивает меня Адамс. Затем довольно смеется и пристегивается. – Надеюсь, ты голодна, потому что скоро твое представление о пище навсегда перевернется.
* * *
Спустя пятнадцать минут я сижу за пластиковым столом для пикника, глядя в камеру Миллера, которую он установил на треноге, прежде чем уйти делать заказ. Он объяснил, что хочет начать снимать произвольный материал, чтобы иметь запасное видео. Для закадровых сцен. Уже начал употреблять режиссерский жаргон.
Мой партнер по проекту велел не смотреть прямо в камеру, так как нужно притворяться, что ее не существует. Поэтому все время, пока он стоит в очереди, я пристально таращусь в объектив и корчу рожицы.
Никогда не видела, чтобы Миллер был так возбужден. Может, мне следовало ревновать не к Шелби, а к этому бутерброду? Парень всю дорогу не переставая рассказывал о лучшем блюде на земле. По всей видимости, комбо – это горячий сэндвич, в который добавили макароны, обжаренные с тертым сыром, который до этого прокипятили в святой воде.
Конечно, святая вода не является непременным ингредиентом, но то, с каким восторгом парень об этом рассказывает, может говорить и об обратном.
Когда он подходит к столу с заказом, то опускается на одно колено, словно преподносящий дар королеве рыцарь. Я со смехом принимаю поднос, хватая один из сэндвичей. Миллер опускается рядом, перекинув через скамейку ногу, а не садится напротив. Мне нравится, что он хочет находиться как можно ближе ко мне.
Когда мы разворачиваем сэндвичи, он ждет, пока я первая приступлю к поеданию, чтобы увидеть мою реакцию. Подношу лакомство ко рту и произношу:
– Теперь я чувствую, будто обязана полюбить это блюдо.
– Ты не просто полюбишь, а придешь в полный восторг!
Я откусываю и просто жую, поставив локти на стол. Просто вкуснятина! Тосты потрясающе хрустящие и идеально подрумянены, а сыр и макароны теплые и тягучие, и от удовольствия я испытываю желание зажмуриться. Однако вместо этого просто пожимаю плечами, чтобы подразнить друга.
– Ну, съедобно, пожалуй.
– Съе… съедобно? – недоверчиво наклоняется он ко мне.
– Как обычный сэндвич, – киваю я.
– Мы расстаемся.
– Хлеб немного раскис.
– Я тебя ненавижу.
– А макароны, по-моему, переварили.
– Я от тебя снова отписываюсь, – заявляет Миллер, откладывая бутерброд в сторону и доставая телефон.
– Я пошутила, это самое лучшее, что я пробовала, – смеюсь я, глотая и чмокая парня в щеку.
– Правда? – ухмыляется он.
Я киваю. Затем задумчиво качаю головой:
– Хотя нет. На первом месте все же твой вкус после чупа-чупса.
– Меня устраивает. – Он снова подносит сэндвич ко рту и отхватывает сразу огромный кусок.
Миллер издает блаженный стон, звук которого заставляет меня слегка покраснеть. Не думаю, что Адамс обращает на это внимание, потому как занят тем, что отрывает от тоста небольшую часть и кладет перед муравьем на стол, а потом следит, как тот тащит добычу. Потом Миллер целует меня в щеку и снова откусывает сэндвич.
– Ты уже думала, какой жанр будет у нашего проекта?
Я отрицательно качаю головой и вытираю рот салфеткой. Миллер тянется ко мне и смахивает пропущенную крошку с губ пальцем.
– У нас осталось не так много времени, – комментирует он.
– Целых три месяца.
– Это не такой большой срок, а успеть нужно очень многое.
– Ура, – произношу я саркастически. – Полагаю, тогда нам придется проводить куда больше времени вместе.
Напарник по заданию вгрызается в сэндвич, поглаживая меня по ноге свободной рукой. Миллер такой нежный. И не стесняется целоваться при всех. Или при включенной камере.
