— Я думала, вы спите.
— Он тебе что-то сделал, да? — резко вскочила Катя, увидев её выражение лица. — Подонок. Мы должны подать жалобу на него. Эти мужчины уверены, что им все позволено, что они держат нас у себя в ногах, но мы докажем, что женщина не слабый пол.
Она ходила из угла в угол, как загнанный зверь, озвучивая стратегию борьбы со всем мужским родом. Все попытки остановить, доказать что-то её, прерывались лишь взмахом руки и новым потоком эмансипированной речи.
Маша жалобно посмотрела на Надежду, задрав голову.
— Катя сядь. — потребовала женщина, направив расческу на Катю. — Маня и слова вставить не может!
Та, задыхаясь, от праведного гнева наставила, как перст судьбы на Машу, палец, прогрохотав:
— Признавайся, что с тобой сделал этот негодяй?
Возникла пауза, наполненная дыхание трех женщина: взволнованного, гневного, и болезненного. Надежде прооперировали легкие.
— Накормил, — чуть слышно ответила Маша.
— Что? — опешила Катя, а Надежда от удивления сильно дёрнула за волосы, чем вызвала у Маши вскрик.
— Извини, детка.
— Накормил?
— И все?
— И все.
Конечно, Маша не обманула, но и не сказала всей правды. Она и не собиралась никому признаваться, как млела от настойчивых ласк молодого врача, как возбуждалась от его поцелуев, как желала ощутить его в себе.
— Он заказал стейк, напоил меня чаем. Мы поели, поговорили и попрощались.
Женщины снова переглянулись, не в силах вымолвить и слова, а Маша рассмеялась, наблюдая за их вытянувшимися лицами.
— Ну, зачем ему рисковать карьерой ради какой-то пигалицы, — грустно усмехнулась она, осознавая, насколько это было правдой. — Зачем, я ему?
— Ты давно в зеркало смотрелась? — напомнила Надежда. — Была бы у меня такая дочка… или внучка, — проговорила она, завязывая кончик косы резинкой. Ей в свой время повезло родить трех сыновей, которые с завидным упорством приносили ей внуков-мальчиков.
— Вы бы закрыли ее дома и никому не показывали? — стала щупать свою голову Маша и встала, чтобы подойти к зеркалу.
Катя посмеялась и вернулась на свое место.
— Все равно, он на тебя запал, — твердо заявила она. — А тебе хотелось чего-то такого? Всё — таки он такой…
Маша внутренне усмехнулась, думая о том, как быстро Катя меняет свое мнение. От ответа её избавил звонок телефона. Она посмотрела на экран:
— Мама пришла, пойду, спущусь.
— А парень придет? — спросила участливо Надежда, с восхищением смотря на творение своих рук на голове Маши.
— Сальников просто друг, — в который раз напомнила девушка, а потом хитро улыбнулась. — Обещал, что придет.
— А почему он не парень? — полюбопытствовала, Катя, уже доставая свою толстую книжку.
— Ну, он потерял свой шанс, когда стал спать со всеми, кто был на это согласен. — пожала Маша плечами. — Мой мужчина должен любить меня одну, — резко ответила Маша и еще раз, мельком взглянув на себя в зеркало, вышла за дверь. Как только прозвучал щелчок замка, она услышала тихий голос Надежды:
— Такая она еще наивная.
Глава 10
В холле городской больницы, единственном месте встречи пациентов с родственниками стоял невообразимый шум. Здесь собирались больные со всех отделений, кроме инфекционного, чтобы поведать ужасающую истину о российской медицине. Отвратительное, пресное меню. Невнимательный персонал, невообразимо ранние процедуры. Долгие часы безделья и скучные соседи.
Маша только фыркнула на всё это. Особенно её позабавило: Отказ медсёстры, продемонстрировать грудь, а ведь его — худого паренька в чёрной футболке с изображением известного репера — это бы быстро поставило на ноги. Наверное, упоминать, что он усиленно махал руками, показывая размер бюста, не стоит. Все эти возмущения, за редким исключением Маша слышала краем уха, когда, спустившись, из своего отделения невольно замерла, окунувшись в океан из голосов.
Сделав глубокий вдох, Маша по привычке абстрагировалась от внешнего шума, и, перекинув тяжёлую косу за спину, поспешила к своей матери — Маргарите Синицыной.
Весь разговор с матерью Маша не могла выкинуть из головы слова Надежды. Её очень задевало, что уже второй человек упоминает её наивность. Она всегда была тверда в своих принципах, но в действительности ещё просто не встретила человека, способного ввести её в искушение. До вчерашнего дня. Сейчас такой человек был. Но она не отдалась ему на милость, показав себя сильной, способной противостоять опытному привлекательному соблазнителю.
А не врёшь ли ты?
Стыдясь, она понимала, что всего секунда отделяла её от падения в эту пропасть удовольствия и чёрт возьми, как же хотелось туда окунуться. Ощутить в себя эту раскалённую твёрдую плоть, которую не то что потрогать боялась, посмотреть не могла. Но хотела, до одури, до онемения в пальцах. Взять в руки, погладить и заставить Стаса самого умолять её о пощаде.
— Маша, ты меня не слушаешь? — Маргарита щёлкнула пальцами перед её лицом.
— Прости, задумалась. Я слышала, что начальник хочет тебя повысить. Верно? — неловко спросила Маша, виновато вжав голову в плечи.
— Правильно, — улыбнулась мама, и погладила ладонь Маши в своей руке. Таким жестом демонстрировалось, что разговор действительно важен и ей нужно всё внимание дочери. — Но повышение несёт за собой увеличение рабочих часов и командировки, — тем временем продолжала она говорить.
— Командировки? — удивилась Маша. — Я думала Олег Павлович не любит разъезды.
— Я же говорю, ты меня не слушала, — мягко пожурила Маргарита. — Он и не любит, а вот его младший брат — Валерий Михайлович, очень даже. И в поездках ему нужна не фифа из отдела информации, — закатила она глаза, — а взрослая нелегкомысленная работница.
Тут Маша, наконец выбралась из потока собственных грез и обратила пристальное внимание на мать.
Маргарита Синицына — мать троих детей, вдова госслужащего отличалась кротким нравом и скромностью в одежде. Она редко накладывала макияж, а в людях ценила в первую очередь красоту душевную, а не внешнюю. С лица воду не пить, — часто говорила она и это была одна из причин, почему Маша не особо обращала внимания на свою внешность. В обычное время Маргариту можно было назвать вполне симпатичной женщиной, всё-таки потеря мужа и постоянная усталость сказывались на ее когда-то блистательной внешности, но сегодня она выглядела… сногсшибательно.
Маша оглядела со всех сторон новую стрижку, светлый брючный костюм, который подчеркивал женственную фигуру матери, но главное, как изменилось её лицо. Оно светилось.
— Ты подстриглась, — ошеломлённо прошептала Маша, перебив рассказ матери. Она прикоснулась кончиками пальцев свободной руки к мягким завиткам русых волос. Мать никогда не разрешала обрезать Маше волосы, пока это не становилось неудобным. Также поступала и сама.
