Когда мы победили и выжили, я впервые задал себе вопрос: ради чего, собственно жить дальше.
И, кажется, я нашел ответ.
Я смотрю, как Лизи облизывает свой тоненький пальчик, как перелистывает страницу толстой книги (Другие она не читает) и вдруг чувствую на себе обжигающий взгляд светло-карих глаз.
Джоанна.
Мысли о ней давно перестали меня трогать.
Я, конечно, волновался за неё, ведь она часть семьи, которая так много для меня сделала, но любви к ней я больше не испытываю.
Впрочем, если подумать, я никогда особо и не любил её, а те отношения, перед началом боевых действий, та ночь, в которую я был уверен, что лишаю ее невинности, скорее, была способом почувствовать себя нормальным.
Я просто хотел стать частью общества, что олицетворяла собой эта рыжеволосая хохотушка, но в какой-то момент признал, что моя прерогатива – это одиночество. И только один человек способен скрасить мое существование, даря ощущение света и добра.
Вернее, нет, их конечно, двое. Вон они, сидят.
Мэт травит очередную байку, пытаясь отвлечь Лизи от, наверняка весьма захватывающего чтива. Она делает вид, что слушает, но часто поднимает обеспокоенный взгляд на меня.
Волнуется, что снова могу вспылить и начать крушить все вокруг, но сейчас моя неврастения скорее выльется во что-то более угрожающее, например в похищение и изнасилование лучшей подруги. Подруги, которую я откровенно хочу трахнуть. Просто забраться под эту приличную юбку, отодвинуть слой ткани и ощутить на пальцах терпкую сладкую влагу, услышать стон…
Дерьмо! Откуда это?
У меня нет никого роднее этих двоих. Вот только взгляды Мэта, бросаемые на подругу, перестали мне нравиться. И с этим росло непреодолимое желание чем-то прикрыть острые коленки Лизи, которые выглядывали из-под жёлтого ситцевого платья в белую полосочку.
Лизи снова поднимает на меня свои глубокие глаза в обрамлении пушистых ресниц, в которых отражается пламя камина, и смотрит так, как это умеет делать только она. Обеспокоенно и вместе с тем трогательно. Так трогательно, что мне и самому хочется потрогать ее в самых неприличных местах.
И в этот же момент я ощущаю, как будто кто-то провёл по шее тонким, невесомым пёрышком.
Я передёрнул плечами от лёгкой дрожи. В обычный момент ее бы вызвал случайный ветерок, ворвавшийся в приоткрытое окно. Я вновь уловил мимолётную печальную улыбку подруги, прежде чем та, вежливо посмеявшись над очередной шуткой Мэта, снова принялась за чтение. И я содрогаюсь от желания наблюдая как тонкие пальчики заправляют каштановую прядку за нежное, розовое ушко. Мочка которого так и просится в рот.
– Деймон. Деймон!
За этими дикими, порочными мыслями, как эльфы разлетавшимися в разные стороны и мерзко улыбавшимися, (пакостные создания, знающие наперед все твои мысли) я не сразу слышу голос Джаонны. Она, я так понимаю уже несколько раз пыталась привлечь мое внимание. Но вышло это, только когда она тронула мое плечо.
– Деймон, можно тебя на пять минут? – тихо спрашивает она, когда смотрю на нее ничего не понимающим взором.
Буду очень рада, если вы присоединитесь к чтению этой замечательной, откровенной истории.
Ваша, Малена!
Наш главный герой Дэймон!
Глава 2.
– Конечно, – отвечаю почти бессознательно и встаю за ней.
На меня тут же смотрят пять пар взволнованных глаз. Семейство Кроули – пухленькая миловидная мать, худой добродушный отец, Джоанна, Мэт и конечно, наша подруга Лиззи.
После победы я много вспоминал мелкие детали магических боевых действий, темных волшебников, что погибали от моей руки, тех, кого не смог спасти.
Лиззи помогала не уйти совсем в собственное отчаяние, просто сидела рядом, иногда что-то рассказывала. Я, в какой-то момент спросил себя: А что бы было, потеряй я и ее?
Был ли смысл жить дальше? Без этих нравоучений. Без легкого, звенящего смеха. Без чудесной, изящной магии, которой обладала только она.
И почему с Джоанной не возникало желания даже посидеть рядом, не то что поговорить и рассказать о том, что меня тревожит?
Длинноногая и статная. Мечта многих парней Академии Стоунхендж с самого своего четвёртого курса. Она и сейчас смотрит на меня и ждет.
Ждет того, чего я больше не могу ей дать. Неравнодушный к ее прелестям Деймон остался там, в Стоунхендже.
А я теперь солдат. Мне нужна не яркая вспышка, что была влюбленностью, а приветливый и тёплый костёр, что назывался любовью.
Мне нужна Элизабет Боунс. Я хочу Лиззи.
Очередное осознание заставляет меня замереть посередине кривой, как нога, паука птицееда, лестнице. Ещё пять ступенек до девичьей спальни.
Не хочу выяснять отношений с Джоанной.
Я поворачиваю голову, окидывая взглядом неярко освещённую гостиную: длинный стол, продавленный временем диван, глубокие кресла.
Мать Мэта – Лаура орудует магией для мытья посуды после обильного и вкусного ужина, её супруг – Джон, возится со стареньким телефоном.
Хорошо видно Мэта, он переместился еще ближе к Лиззи и вроде как незаметно поглаживает её коленку, постоянно норовя добраться до внутренней стороны бедра, коснуться трусиков.
Меня накрывает пелена ярости. Желание убить друга, внезапно ставшего соперником выводит из себя, становится невыносимым.
Но взгляд Лиззи охлаждает пыл.
Девушка смущается и, потупив взор, кладет ладонь на руку русоволосого Мэта и чуть сжимает. Убирает.
Она словно чувствует мой гнев, но не понимает его природы. Но ее спокойная, как гладь воды аура подавляет мою злость, заставляет стыдится ее. так же как сейчас она стыдливо смотрит черезт всю комнату на меня.
Да, ты не ожидала, но теперь слово дружба я хочу исключить из наших отношений. Теперь я хочу быть тем, кто целует тебя, тем кто задирает тебе юбку, пока никто не видит.
Я хочу быть тем, кто впервые проникнет в твое нутро и сделает тебя женщиной, наполнит тебя магией любви и навсегда поставит свою метку.
Как бы плохо не звучало, но метка на девушке, что поднимается в свою спальню, была поставлена не мной.
Контакт взглядов затягивается до непридичия долго. Отворачиваюсь и смотрю на плавное, соблазнительное покачивание бёдер в бордовой юбке.
Джоанна, как раз открывает дверь своей спальни, манящим взглядом приглашая следовать за ней.
Когда я преодолеваю последний пролёт лестницы и прохожу внутрь сладко пахнущей комнаты, то мгновенно чувствую себя неуютно. Джоанна оборачивается и кивает на деревянную, как и все стены в комнате, светлую дверь.
