Я помнил примерные названия средств передвижения, которые они использовали: ролики, велосипеды, самокаты, скейтборды. Повсюду веяло приятными запахами еды из кафешек, да и вся атмосфера была удивительно позитивной и даже волшебной.
Я вдруг ощутил себя, как когда-то в гостиной башни Стоунхенджа. Дом. Я был дома и знал, что где-то рядом живёт моя Лиззи.
Просто надо набраться терпения.
Я дошёл до раскидистого дерева, чем-то напоминающего Вольнолюбивый дуб, порой гуляющий по территории сам по себе, и приложил к нему ладонь. Потом и вовсе сел на землю и откинулся спиной на ствол. Иногда я так делал на территории замка, просто наблюдая, как читает Лиззи.
Где же ты моя Элизабет? Где же ты прячешься, дурочка?
– Привет, красавчик. Скучаешь? – послышался незнакомый голос с боку и я замер.
Кого же он встретил??
Глава 2. Элизабет
Что-то стучало в её мозгу. Да так, как будто кто-то решил забить в бетонную плиту. Я застонала и схватилась за голову. Настойчивый стук всё не прекращался.
Я медленно открыла глаза, упёршись взглядом в плетёный абажур люстры. Странно, в моей спальне была только прикроватная лампа.
Стук в голове повторился, и я осознала, что стучат в дверь. Повернувшись на бок, опустила ноги на деревянный пол, шершавый и липкий, словно на нём застыл сироп.
Напрягая мышцы, я поднялась и тут же рухнула обратно. Ноги не держали, низ живота и промежность словно горели огнём и при каждом движении отдавали тупой, саднящей болью.
Что это такое?
Стук повторился, и я раздражённо поморщилась. Я всё никак не могла очухаться и понять: почему мне так паршиво и кто так упорно долбится в дверь нашего номера?
– Иду! – крикнула и не узнала свой голос. Он стал хриплым и каким-то чужим. Но посетителя за дверью не волновали чужие проблемы, и стук повторился. – Деймон, Мэтт, откройте кто-нибудь дверь!
Ответом зову была абсолютная тишина, нарушаемая только лишь звуками природы из приоткрытого окна. Я вздохнула.
Видимо, придётся открывать самой.
Через окно в комнату проник прохладный, свежий ветерок, приятно обдувая обнажённое тело.
Я замерла. Обнажённое?!
Я попыталась было осмотреть себя, но в полумраке комнаты почти ничего не видно. Зато я вдруг осознала, что лицо и тело покрыты какой-то неприятно стягивающей кожу плёнкой, из-за которой даже простейшие движения приносили лёгкий дискомфорт.
Я с трудом, но встала и, обойдя кровать, двинулась в сторону выхода. Внезапно обо что-то запнулась, чуть не улетев из-за этого в стену, и посмотрела вниз.
Там я обнаружила спящего на животе Мэтта. В принципе, в этом зрелище не было ничего необычного, кроме того момента, что и он тоже был абсолютно голый.
Мозаика из настойчивых вопросов и возможных ответов на них всё никак не хотела собираться в цельную картинку. Сознание упорно уводило мысли, которые и без этого были мутны и неповоротливы, в сторону.
Ясному мышлению мешали головная боль, сильнейший дискомфорт в промежности и отдающийся в мозгу назойливый стук в дверь.
Я обнаружила своё платье на ближайшем кресле, рядом с опустошёнными бутылками и коробочками китайской лапши.
Быстро накинув одежду, я осторожно приоткрыла дверь.
За ней обнаружилась полная, темнокожая женщина в униформе работницы гостиницы.
– Простите. Беспокоить, – отрывисто сказала она на ломаном английском и вдруг скривила губы, словно учуяв неприятный запах, после чего заговорила гораздо резче: – Вы платить только один день! Прошло уже два!
Да, мы заплатили только за одни сутки. Остров был огромен, мы хотели как следует изучить его и потому договорились каждый раз ночевать в новом месте. Но почему эта женщина говорит про два дня?
– Но разве мы заехали не вчера днём? – озвучила я свои мысли. – Сейчас ведь только утро.
– Вечер! – рявкнула администратор. – Вечер, а выселение полдень.
Я извинилась, пообещав оплатить и вторые сутки, и закрыла дверь. Скривившись от нового приступа головной боли, подошла к окну и с удивлением заметила за ним ночную темень.
Недоумённо пожав плечами, я поковыляла в ванную комнату.
Может, мы вчера перебрали и уснули? Хотя, надо сказать, за мной подобного никогда не водилось. Я всегда держала себя в рамках дозволенного, чтобы присматривать за друзьями.
И почему эта женщина так морщилась?
Неужели от меня так разит перегаром?
Закрыв за собой дверь, я повернулась к зеркалу и в ужасе отшатнулась и вскрикнула.
Замерев от шока, я круглыми глазами рассматривала своё отражение.
Затем лихорадочно сорвала с себя платье и в беззвучном крике закрыла рот ладонями. Руки тряслись, а ноги подкашивались.
– Что? Что? – лихорадочно шептала я, мало осознавая окружающую действительность. – Что это?
Волосы напоминали воронье гнездо. Вроде бы ничего необычного, но пряди были насквозь пропитаны густой, клейкой массой и напоминали скомканную паклю. Тонкая белёсая корочка покрывала и лицо, и тело.
Больше всего её было в волосах и между ног, где, кроме всего прочего, виднелись ещё и засохшие, уже осыпающиеся, кровавые разводы.
Судорожный всхлип вырвался из груди. Мгновенная мысль об изнасиловании и убийстве друзей вызвала отчаянный вскрик, и я бросилась в спальню.
На пороге замерла, тяжело оперевшись о косяк.
Вспышка осознания, внезапно настигшая меня, вызвала тошноту, быстро подступающую к горлу. А мирно сопящие голые тела и бутылки пива и вина, разбросанные и в спальне, и в гостиной, только подтвердили мои самые худшие опасения.
Вот только облечь этот кошмар в словесную форму всё не получалось. Да и стоило ли?
Сдержать острые позывы к рвоте не удалось, и я согнулась пополам. Меня стошнило, прямо на устилающий пол коврик.
Тем временем Деймон пошевелился и, вроде бы, даже попытался приоткрыть глаза.
Я вскинулась, резко наставила на него руку и невербально накинула усыпляющее. То же самое проделала и с Мэттом.
Надёжно усыпив парней, я сделала шаг назад. Потом ещё один и ещё. С размаха захлопнула дверь и кинулась в ванную, спотыкаясь и ударяясь о мебель.
Даже пребольно ударившись коленкой я совсем никак не отреагировала, спеша в ванную. По лицу непрестанно текли слёзы, но совсем не от физической боли.
Закрывшись в ванной и выкрутив краны до предела, я встала под обжигающий поток воды. Схватила с полки жёсткую мочалку и принялась яростно тереть тело.
Я смывала с себя засохшие подтёки спермы, и громкие рыдания вырывались из её горла. Оттирала засохшую кровь с внутренней стороны бёдер и выла от ненависти к себе.
