Деньги уплачены, и мы ждем только Мэтта, который всё никак не может отойти от внешнего вида хранителя портала, и то и дело посмеивается в кулак.
Он вообще любит пошутить над другими волшебниками, редко признавая чью-то правоту, кроме своей.
В последний момент, уже раздраженно вздыхая, дёргаю светловолосого друга на себя, и нас кружит вихрь телепортации, вызывая привычное, стойкой чувство тошноты.
– Приятной посадки, – слышим мы напоследок насмешливое кряканье «аристократа».
По случайности или шутке хранителя порт-ключа нас выкидывает где-то в подворотне, где солнце оставляет редкие блики на грязных кирпичных стенах, создавая мрачную картину.
На крыше пронзительно воют кошки, вдали лают бездомные собаки, а в ближайшем мусорном баке, кажется, кто-то громко храпит.
Картина маслом, ничего не скажешь.
Но если я ворчу внутри, то Мэтт не стесняется показать свое недовольство.
– Да уж япона мать, приятная посадка, – бурчит Мэтт, потирая ушибленное место и осматривая стены, расписанные уличными художниками.
Только замечаю сам.
Красиво, ярко, живописно.
Огромные глаза и графити, напоминают волшебные картины. Вот, вот и задвигаются.
Вляпавшись ладонью во что-то склизкое на асфальте, Мэтт громко выругивается, резко вскакивает и очищает руку магией. На его лице написана вся гамма тошнотворных чувств.
– Ты мог не ржать, как конь. Проводника это обидело, – напутственно говорит Лизз, обращаясь к Мэтту. – Поэтому он забросил нас сюда.
(визуализация: Подворотня)
Встаю сам, тоже стараясь особенно ничего не касаться, и помогаю Лизз, невольно притягивая её к себе и вдыхая теплый аромат ее волос, перебивающий смрад этого места.
Та удивлённо на меня смотрит, но ничего не говорит. Но первые вопросы я в ее головку закладываю. Пока этого достаточно.
Мэтт, тем временем, громко шикает на пробегающую мимо крысу – ещё с третьего курса его отношения к данным существам было крайне неоднозначным.
– Надо вести себя прилично, – снова строго замечает Лиззи, повернувшись к Мэтту и оттряхивая свои темные брючки. – И не забывай, что вокруг простаки. Не стоит пользоваться магическими часами по любому поводу.
– Сколько можно зудеть, я что, пятнадцатилетний первокурсник ничего не понимающий, – раздраженно шипит Мэтт.
– Куда нам, и когда у нас следующий портал? – интересуюсь, чтобы отвлечь друзей от намечающейся перебранки, при этом, осматриваясь по сторонам.
Слова Драгона до сих пор упрямо сидят в мозгу. Мне не очень хочется встречаться с кем-нибудь из беглых некромантов. Себя я защитить всегда успею, а вот страх и нерасторопность Лиззи и раньше порой мешали.
Она всегда отвечала за разработку планов, но в бою чаще всего была бесполезна, скорее вызывая во мне страх ее потерять и тем самым, отвлекала.
– Завтра, в шесть утра, – говорит она, задумавшись, сдувая прядку с глаз. Помогаю заправить за ушко, но она уже не замечает.
Увлечена внимательным изучением карты. Покрутив её в руках, она смотрит в проход между домами.
Там, в отличие от мрачного закоулка, сияют краски и чувствуется приятный цветочный аромат.
Хм, это Амстердам, детка.
(А вы любите путешествовать? В какое место вы бы отправились в первую очередь?)
– Мы в районе Йордан, – слышу голос Лизз, окунаясь в красочный мир улиц Амстердама. Цветы. Лавочки. Каналы. – Нам сейчас надо в центр, на площадь Дам. Там расположен королевский дворец, и я давно хотела на него посмотреть. Потом можем сходить в церковь Аудекерк, и там же, кстати, рядом, – она щелкает пальцами когда замечает что мы с Мэттом немного обалдеваем от того что видим, и вдруг говорит то, что оживит даже мертвеца, – улица красный фонарей.
– Так чего же мы ждём? – радостно заявляет Мэтт и, закинув выданный подругой рюкзак на спину, спешит на поиски городских приключений.
Мы с Лизз переглядываемся и невольно фыркаем на этот непривычный энтузиазм Мэтта.
Нам не остается ничего, кроме как поспешить за ним, короткими окриками указывая верное направление.
Когда слышишь название города «Амстердам», то сразу же представляются толпы сумасшедших, разгуливающих в самых причудливых нарядах. Женщины, не смущающиеся своего неприличного вида. Грязные каналы, опоясывающие весь город.
В общем, эдакий эквивалент фильма Парфюмер, на краю Европы.
На самом же деле мы с удивлением обнаруживаем практически картину кисти Ван Гога. Поля тюльпанов, разноцветные домики, чистые каналы с неспешно двигающимися плавсредствами самой разной масти и, конечно же, бодрые старушки на красочных велосипедах, резко подрезающие зазевавшихся туристов.
Одной из таких Мэтт даже грозит кулаком, а я, не сдержавши громкого хохота, принимаюсь помогать ему вылезти из воды.
Этот балбес с плеском плюхнулся в воду.
Мы долго бродим по узким улочкам, с удовольствием впитывая в себя незнакомую атмосферу города. Затем обедаем в уличном кафе, где встречаем англичан.
Потом долго и со смехом пытаемся втолковать Мэтту, что же такое паста, которую тот видит на столе у новых знакомых.
В отличие от нас с Лизз, он вырос в семье волшебников и крайне редко выбирался в простецкий Лондон.
Из Великобритании мы переместились в обед, и к вечеру Мэтт начинает жаловаться про боль в ногах и естественную нужду. Лизз, всегда такая, правильная, а сегодня невыносимо прекрасная в лучах заходящего солнца, пытается уговорить его дождаться момента, как мы попадем в гостиницу.
Я пытаюсь отсрочить этот момент в страхе, что там Мэтт все-таки умудрился склонить Лизз к близости. В этот раз он кстати тоже не торопится в гостиницу, упирается, что ему срочно нужно сделать свои грязные дела и убегает в ближайшую подворотню, каких здесь превеликое множество.
Мы же с Лизз смиренно ожидаем его на одной из улиц района, судя по синей табличке на тонком столбике – Йордан.
– Раньше это был спальный квартал, в котором селился рабочий класс. Сейчас же – это самый развитый в плане инфраструктуры район города, – привлекает к себе внимание Лизз, любительница поделиться «крайне важной» информацией. И чаще всего ее не интересует, касается это кого-либо.
То, что раньше меня раздражало, теперь приобретает совсем иные черты, восхитительные неуловимые качества, присущие только ей и столько раз выручавшие нас из бед.
Я с огромным удовольствием наблюдаю, как Лиззи рассматривает яркие наряды, демонстрируемые на витрине бутика женской одежды.
Мне нравится слушать её мелодичный голос и наблюдать за улыбкой, постоянно мелькавшей на тонких, но таких сочных губах. Она иногда скользит по мне взглядом, всколыхивая ноющую боль в сердце, пульсацией отдающую в пах, и облизывает губки.
