***
Раньше он бы сотню раз поморщился, если бы был вынужден ехать в школу и разбираться с тем, что обычно брала на себя Надя. Диме было проще дать денег, подписать какие угодно благотворительные взносы, чтобы только не погружаться в то, в чём он, по сути, мало что понимал.
Но после того, как забрал Дану, ощутил внутри что-то совершенно новое. Какой-то кайф, что ли, от того, насколько трогательно дочь пыталась показать, что у неё самый лучший папа, который всегда придёт на выручку. Глупо, наверное, но внутри родилась гордость. За то, что у него такая дочь, за то, что он может быть полезен своей семье. За то, что у него всё ещё есть семья, несмотря на то, что он чуть не разрушил её собственными руками. Его девочки и Надя – вот, кто был дороже всего, и что не смогли бы ему компенсировать даже тысячи Элен. Да он уже и не хотел этой компенсации.
– Папа! – вскрикнула Дана, когда он вошёл в большой полутёмный зал, окружённый столиками, за которыми уже рассаживались зрители. В центре него находилась огромная сцена, на которой сегодня и должны были быть выступления. – Ты всё же приехал.
Дочь уже была одета в яркое платье. Её волосы, убранные в аккуратную причёску, мерцали серебряными крохотными звёздочками.
– Конечно! А ты заподозрила, что я могу тебя обмануть? – Дима прищурился и попытался сделать вид, что он возмущён, хотя прекрасно понимал, почему дочь сомневалась.
– Нет, ты что? – Она смущённо улыбнулась и кивнула в сторону столика: – Вот ваш. Я самый ближний попросила.
– Отлично. А мама и Лиза?
– Скоро подъедут. Ладно, пап, мне готовиться нужно. Ты не скучай, хорошо?
Она развернулась и убежала, и Дима, помимо воли, растянул губы в довольной улыбке. Тоже ведь раньше постарался бы «откосить», а сейчас вот с гордостью осматривается, видел ли кто, что он отец одной из участниц?
Он прошёл к столику, на котором уже были расставлены фрукты, шампанское и сок. Столик на троих – для него, Нади и Лизы. А потом они все вместе обязательно отправятся куда-нибудь в ресторан, куда он и пригласит своих девочек.
– О, Шарапов… как хорошо, что ты уже здесь. – Запыхавшаяся Надя появилась рядом так неожиданно, что Дима даже вздрогнул. – Не могу с таксистом расплатиться. Налички нет. У тебя не найдётся? Я всё отдам после выступления.
– И тебе привет. Где он?
– Кто – он?
– Таксист.
– А… на улице ждёт. А что?
– Ничего. Снимай пальто, я сам схожу. И больше чтобы не слышал про «отдам».
Он видел, что Надя поначалу хочет протестовать, но после просто кивает и выдыхает с облегчением. И это ему тоже нравилось – решить проблемы своей женщины, даже если она совершенно от этого отвыкла. Что же… у него было огромное желание показать ей, что к такому можно и нужно привыкнуть вновь.
***
Никогда ещё я не испытывала подобного, просто глядя на то, как танцует моя дочь. Пыталась избавиться от сладко-горького привкуса, появляющегося на губах каждый раз, когда видела, как Дана пытается поймать взгляд Димы, но не могла. Даже шампанское, и то не было способно помочь избавиться от этого вкуса.
Сжимая ножку бокала пальцами с такой силой, что мне казалось, я смогу переломить её надвое, я смотрела за Даной и мужем и не понимала, что именно чувствую.
Целый калейдоскоп самых разнообразных ощущений бурлил в крови, понуждая меня чувствовать себя растерянной. Мне хотелось заново довериться Диме, но в то же время в голове постоянно звучал голос: «А сможешь ли ты выкарабкаться, если твой муж снова решит, что ты для него никто?»
И я понимала – не смогу. Если сейчас я всё же попробую вновь строить свою семью с Димой, а после пойму, что потерпела самое огромное фиаско в своей жизни, меня, наверное, просто не станет.
– Что? – выдыхает Дима, повернувшись ко мне, видимо, почувствовав, что я на него смотрю.
– Ничего. Данка счастлива, что ты здесь.
Он кивает и улыбается и вдруг, подавшись ко мне через столик, уточняет:
– А ты? Рада мне или..?
– А мне надо на воздух. Подышать.
Я встаю из-за столика и буквально выбегаю на улицу в тот момент, когда Дана с партнёром уходят со сцены. Но оставаться и дальше и не понимать, что именно творится в душе, я не могу.
Прохладный воздух остужает разгорячённое лицо. Пытаюсь привести мысли в порядок. Сейчас почему-то находиться рядом с мужем особенно тяжело. Хотя, я знаю, почему именно – он стал таким, каким был когда-то давно. А чувства к нему – наоборот изменились. Это раньше любовь казалась мне чем-то спокойным, умиротворённым, приходящим на смену адскому коктейлю, именуемому влюблённостью, сейчас же я понимаю, насколько другие чувства бушуют внутри. И не любовь уже вовсе, которую я привыкла ощущать по отношению к мужу, но и не то, что испытывала, когда только познакомились и стали встречаться.
Какой-то совершенно иной коктейль, от которого схожу с ума. Который понуждает меня остановиться, чтобы не упасть в омут с головой, потому что уже не окажусь на поверхности, если Дима снова предаст.
– Надь… ну что такое? Что случилось?
Дима снова рядом, вышел следом за мной, его руки – на мне. Заботливо поправляют пальто, растирают плечи. А мне реветь хочется и забыть о том, что он натворил. И бежать куда подальше – тоже хочется.
– Ничего не случилось. Всё хорошо.
– Вижу я… как всё хорошо.
Он разворачивает меня к себе, обхватывает лицо ладонями, качает головой и стирает пальцами слезинки, которые я даже не заметила.
– Я к тебе снова хочу… к дочкам нашим. Очень хочу, – шепчет возле губ, пока я впиваюсь в его запястья пальцами. То ли удержаться хочу, то ли – удержать.
– Я так не могу, Дим… я же сдохну, если ты снова… когда ты снова наиграешься в семью. Понимаешь? Ты же сам не представляешь, что творишь. И со мной, и с детьми. Видел, как Дана на тебя смотрела?
Он сжимает челюсти с такой силой, что на скулах проступают желваки. Закрывает глаза, будто я его сейчас ударить хочу наотмашь. А он готов, даже хочет этого.
– Я не знаю, что мне ещё сделать, Надь. Наверное, самым правильным было бы избавить и тебя, и девочек от такого дерьма, как я. А я не могу… Или с вами, или уже я сдохну. Ничего без вас не хочу.
Дима впивается в мой рот поцелуем. А я – всё ещё хватаюсь за него. Это всего лишь мгновение, когда могу и хочу себе позволить самой отвечать. Самой дать понять ему, насколько нужен и важен. Всего мгновение, потому что я всё ещё не готова разрешить себе поверить.
Мы снова словно переносимся назад, туда, где от каждого касания вскипали во мгновение ока, но сейчас, приправленные остро-сладкой горечью, каждые мгновения, когда мы настолько рядом, кажутся особенно бесценными. Потому что знаем, насколько дорого можно за них заплатить.
