– Кхм, – раздаётся неподалёку деликатное покашливание Лизы, и я отступаю, с сожалением разрывая этот поцелуй. В лицо бросается краска смущения, будто дочь поймала нас за чем-то неприличным. – Мам, пап, я конечно понимаю, что вам сейчас немного не до этого, но… там награждение уже вот-вот начнётся. Пойдёмте.
С этих пор Диму будто подменяют. Он приезжает к нам почти каждый вечер, привозит мороженое девочкам, мне – орхидеи в горшках, которые я уже не знаю, куда ставить. Часто смотрит с Даной и Лизой фильмы, которые они потом бурно обсуждают. А я не устаю удивляться тому, почему всё это нельзя было делать пусть не так активно и часто, но гораздо раньше. До того, как решил, что его семье пришёл конец. Нет, я понимаю, что тоже многое упустила, но… но у меня так и остаётся страх, что всё повторится.
– О чём задумалась? – тихо интересуется Демьян, когда мы с ним сидим в его офисе и выбираем в каких цветах будет оформлен банкетный зал нового ресторана.
– Да так. Проза жизни, ничего интересного.
– М-м-м, понял. Хотя как раз проза жизни иногда такое подкинет, что хрен разгребёшь.
– Тут не поспоришь. И что ты там говорил?
Я снова пытаюсь сосредоточиться на том, что показывает мне Демьян, но сделать это оказывается не так уж и легко – внимание постоянно куда-то уплывает.
– Я предложил тебе переехать в другую страну.
– Что?
Кажется, мы обсуждали совсем другое. Цвет мебели и стен. Или нет?
– Я предложил тебе переехать. Потому что сам решил, скажем так, сменить климат.
Боже, сколько новостей на одну квадратную секунду времени. Демьян уезжает, а я даже не понимаю, как именно на это реагирую. Но то, что внутри оторопь – с этим не поспоришь.
– Дем…
– Девочки поедут с нами. Или если хочешь, можно сделать так – они останутся с отцом, ты пока поживёшь полгода-год, обустроишься. И их перевезём.
– У Лизы выпускной класс впереди.
– Как раз самое время что-то менять. Или ты не хочешь вообще?
Не могу понять, почему вдруг Демьян об этом заговаривает, но чувствую себя словно между двух огней. С одной стороны – Дима, с которым я так и не решусь пока войти в одну реку дважды. С другой – возможность если не начать жизнь заново, то хотя бы попробовать это сделать.
– Я не знаю, Дем. Правда, не знаю. Для меня этот твой вопрос – он как обухом по голове.
– Именно поэтому отвечать на него не нужно. Прямо сейчас. Возьми время на подумать. Потом к этому вернёмся.
Он смотрит на меня так, что мне становится неуютно под этим взглядом. Потому что кажется, что я круглая дура, раз вообще размышляю о его предложении и должна согласиться прямо сходу. Но опять возвращаюсь к тому, что так не смогу.
– Ладно, – вздыхает он и вновь кивает на каталоги. – Давай уже определяться.
По возвращении домой поздно вечером меня ждёт сюрприз и не сказать, что я ему рада. Дима всё ещё у нас – они втроём с девочками играют в Монополию и вообще так хорошо проводят вместе время, будто и не было нашего с Шараповым разлада.
– О, мам, привет. Ты поздно, – вскидывает голову от игрового поля Дана. – Ужин там на плите остался, папа из ресторана заказал.
– Вообще-то я вам оставляла котлеты и салат.
– А папа заказал из ресторана.
– Понятно.
Стащив верхнюю одежду и разувшись, я прохожу в кухню и сажусь за стол. Меня всё начинает раздражать – и то, что Дима уже практически поселился в нашей квартире, и то, что он как будто бы пытается показать девочкам разницу между мною и им. И то, что дети, в конечном итоге, на это ведутся.
А они продолжают себе играть втроём, веселятся и хохочут, и в целом, мне начинает казаться, что я им уже не нужна. А может и вправду послать всё к чертям и уехать с Демом? Дима прекрасно справится и один. Эта мысль уже не просто раздражает – она злит.
– Дети, вам спать пора. А папе вашему пора домой! – кричу в сторону комнаты, в которой после этого лишь на пару секунд воцаряется молчание, после чего все трое так и продолжают играть. Как будто я только что это сказала кому угодно, но только не им.
– Меня, видимо, было плохо слышно? – Я появляюсь на пороге, складываю руки на груди, и все трое поднимают головы и смотрят на меня.
– Надь, давай с нами. Сто лет так хорошо время не проводил.
– Очень интересно, почему, да, Шарапов?
– Ну… не начинай. Давай с нами.
Он хлопает по полу рядом с собой, я же – отрицательно мотаю головой.
– Нет. Уже поздно. Детям пора ложиться – завтра в школу, а тебе – пора домой.
– Вообще-то тут папин дом, – вступается Дана, в голосе которой сквозят угрожающие нотки.
Вот как, оказывается…
– Дана, тебя я попрошу не вмешиваться. И иди умывайся и ложись спать. Дим, а тебе действительно пора.
– Папа останется на ночь, – настаивает Дана.
– И будет спать на коврике на полу?
– Дана, не надо… ты чего?
Дима поднимается с пола, младшая дочь встаёт следом за ним. Смотрит на меня с таким обвинением во взгляде, что мне не по себе.
– Если мама так захочет, значит, я буду спать на коврике, а папа – на моей кровати.
Если мама так захочет! Нет, это уже ни в какие рамки не лезет.
– Значит, быстро пошла умылась и спать, ты меня поняла? – Я повышаю голос, потому что эта девчонка меня вывела. Но злиться я должна совсем не на неё. – А ты, Шарапов, будь добр всё же отбыть туда, где ночуешь.
– Окей, окей! Я даже не спорю.
Он быстро целует дочерей, проходит мимо меня, одевается в прихожей и, коротко попрощавшись, выходит из квартиры. И тогда случается то, чего я никак не ожидаю. Вместо того, чтобы выполнить мои указания, Дана взрывается криком:
– Ненавижу тебя!!! Ненавижу! Я хочу полную семью и чтобы папа был с нами, а ты всё портишь! Всё это из-за тебя!
Я никогда не била детей. Максимум – шлепок по попе и то больше в шутку, потому сам факт того, что я подлетаю к Дане и замахиваюсь на неё, а она испуганно ойкает и закрывается – становится громом среди ясного неба. Нет, я не успеваю сотворить непоправимое, но в глазах и Даны, и Лизы, которые смотрят на меня, задержав дыхание, я вижу неподдельный ужас.
– Марш умываться и спать. Касается обеих. И если я хотя бы раз ещё услышу, что во всём случившемся виновата я – у нас с вами будет совсем другой разговор.
Опустив руку, я разворачиваюсь и почти бегом ухожу в свою спальню. И знаю, что меня ждёт ещё одна ночь без сна.
За то время, пока умудряюсь-таки задремать ближе к рассвету, успеваю передумать столько всего, что голова разрывается. А главное – мысли по кругу, одни и те же, будто я попала туда, откуда нет выхода, и теперь вынуждена биться, словно бабочка в стекло.
