– Расплатись и отпускай машину, – шепчу, с трудом разрывая поцелуй. Муж отстраняется, смотрит с недоверием и радостью. Приходится добавить, чтобы скрыть то, что испытываю в ответ: – И быстрее, пока я не передумала.
В квартире темно, но зажигать свет ни сил, ни желания нет. Как мы вообще умудрились добраться до порога в одежде, ума не приложу, потому что потребность касаться и чувствовать прикосновения в ответ – такая чудовищная, что мне становится страшно.
Дима стаскивает с меня одежду, торопливо, едва не разрывая ту в клочья, и я погружаюсь в эту страсть, словно в смертельный омут. И мне так невыносимо хорошо, что по венам растекается чистейшая эйфория.
– Чёртов ремень, – приглушённо рычит Шарапов, пытаясь совладать с джинсами. – Где у нас ножницы?
Я тихо смеюсь, убираю его руки от несчастного ремня и, быстро расстегнув его, стаскиваю джинсы вниз. Вместе с бельём. После чего делаю то, на что не всегда решалась, когда мы были вместе. Но тогда и не было той страсти, которая сейчас бушует между нами, словно бездонный океан.
Опустившись на колени перед мужем, я начинаю ласкать его член ладонью. В комнате царит полумрак, но он позволяет разглядеть всё. И Диме, и мне. Вижу, как темнеют его глаза, как он с силой сжимает челюсти. И когда нетерпеливо зарывается ладонью в мои волосы и притягивает голову ближе к паху, я приоткрываю рот, чтобы Дима смог в него войти.
Сначала он не двигается, позволяет мне делать всё, что я захочу. Я ласкаю его губами и языком медленно, как будто желаю понять, есть ли грань терпения для мужа, перейдя за которую, он не сможет больше сдерживаться. И очень скоро мы переступаем её вместе.
Дима рывком поднимает меня на ноги, снова впивается в рот поцелуем. Ни капли нежности, только голод, неконтролируемая жажда. Чистая похоть, когда кажется, что секунда промедления может уничтожить. Спалить заживо.
Как мы добираемся до постели, я не помню. Вся отдаюсь тем ощущениям, из которых сейчас и состою. Нервы – словно оголённый провод, и я уже совсем не та женщина, которая провела рядом с этим мужчиной столько лет. Не могу насытиться им, даже когда Дима укладывает меня на спину, а мгновением позже врывается в меня и начинает двигаться. Размеренными мощными толчками, выбивая стоны и крики из моих уст. Я царапаю его спину, хочу оставить на ней алые отметины. Чтобы ещё несколько дней после муж вспоминал об этой ночи. Хотя, верю, что он не забудет о ней и так.
Когда Дима переворачивается на спину и увлекает меня за собой, понуждая устроиться сверху, я уже готова взорваться наслаждением. Только теперь оно – в моих руках, и это тоже возбуждает.
Не выдерживаю долго – стоит только Диме обхватить меня за талию и начать насаживать на себя, кончаю с протяжным стоном, и муж изливается в меня почти сразу следом, словно всё это время балансировал на грани и сдерживался.
– Это был лучший секс в моей жизни, – шепчет Дима, стараясь совладать с дыханием, но так и не отпуская меня. Я почти что лежу на нём, а муж – крепко прижимает меня к себе.
– Даже… не стану спрашивать, какой был худшим.
Сейчас хочется только одного – закрыть глаза и погрузиться в эту сладостную эйфорию, в которой так приятно растворяться. И пусть весь остальной мир живёт где-то там далеко своей жизнью.
– Можно подумать, у нас такое было.
Мы молчим. Я не могу сдержать улыбки. Возможно, завтра нас ждёт что-то совсем новое, и сейчас мы не знаем, в какие цвета оно будет окрашено, но сейчас вообще не хочется ни о чём думать.
– Надь…
– М?
– А давай ещё малую родим? Ну, или малого?
Слова, произнесённые мужем, звучат настолько неожиданно, что я приподнимаю голову и смотрю на него с недоумением. Он это сейчас серьёзно или шутит?
– С чего вдруг такие желания?
– А ты не хочешь?
– Я как-то об этом не задумывалась. И всё же – с чего?
– Ну… Я наверное, только сейчас понял, насколько всё скоротечно. Данка и Лиза уже совсем взрослые, а мне хочется снова вернуться туда, где они были мелкими, понимаешь?
Очень хорошо понимаю. Сама испытывала то же самое раз за разом, когда смотрела на дочерей и осознавала, что каждая из них – теперь отдельная вселенная. И они уже совсем не мои крохи, которые нуждались во мне постоянно.
– Ничего, Шарапов, глазом моргнуть не успеешь, уже внуки пойдут.
– Не напоминай. – Мне даже смотреть на мужа не надо, чтобы воочию увидеть, как он морщится. – Кажется, я грозился почаще доставать дробовик, когда Лиза с Даной вырастут.
– Бедные дети, – смеюсь я.
– Ага. И от вопроса тебе уйти не удастся.
– А я и не ухожу. Но… – Всё же покидаю уютные объятия мужа, сажусь рядом по-турецки и смотрю на Шарапова с сомнением. – Согласись, мои опасения весьма оправданы.
– В чём они заключаются?
– Ну вот рожу я нам третьего ребёнка. А дальше? Ты снова решишь, что…
Он подаётся ко мне, закрывает рот поцелуем.
– Я ничего не решу, но ты права. Что толку об этом говорить, когда есть возможность показать?
Я качаю головой, не зная, есть ли смысл говорить хоть что-то. Предложение Шарапова ошарашило настолько, что у меня голова кружится. Но сейчас я чувствую, что если и решусь на это, то с чётким пониманием всех рисков. Впрочем, сейчас об этом думать совсем не желаю. А дальше пусть будет так, как будет.
– Ладно. Я дико хочу в душ.
Поднявшись с постели, подхожу к комоду и начинаю впотьмах искать полотенце.
– И кстати, – говорю словно бы невзначай, когда всё же нахожу искомое и бросаю его Диме: – Завтра перевози свои вещи обратно. И знай, Шарапов – это был последний раз.
– Что значит, последний раз? – удивлённо выдыхает муж.
– Ты сходил налево, пусть даже со мной, в первый и последний раз. Никакого прощения тебе больше не будет, ты должен это понимать.
– Я понимаю, – кивает он, садясь на постели и забирая полотенце.
– Вот и хорошо. А теперь – догоняй.
И, мягко рассмеявшись, иду в сторону ванной.
Эпилог.
Когда мы улетаем с Димой в наше маленькое путешествие, в Питере устанавливается противная серая дождливая погода. Оставлять в ней наших дочерей не хочется, хотя они и заявляют, что никуда ехать не собираются и будут помогать бабушке и дедушке на даче. Особенно желает отличиться Данка, которая до сих пор чувствует свою вину за то, что совершила ещё зимой.
– Надо будет осенью ещё съездить куда-нибудь, – вздыхаю я, когда самолёт набирает высоту, держа курс в наш личный солнечный рай. – Только уже с девочками.
– Съездим, – кивает Дима. Мне кажется, он только теперь верит в то, что я не передумала и не отказалась в последний момент. Хотя, оснований для этого у него нет никаких.
