– Бодин, – еле слышно сказала Морин.
Улыбаясь, Бодин подошла к Элис и села рядом с ней.
– Я не думаю, что кофе способен на такое, но пока не готова родить ребенка.
– У тебя детородный возраст.
– Да.
– Рожать сыновей – долг женщины перед мужем. У тебя должен быть муж, чтобы он кормил тебя.
– Я сама себя прокормлю. Может, я и не прочь выйти замуж, но мой муж должен соответствовать моим стандартам. А они очень высокие, поскольку для меня эталоном служит мой отец. Так что мой будущий муж должен быть красивым, сильным, умным, добрым и не скучным. Он должен уважать меня за то, что я есть, как папа уважает маму. И, скорее всего, учитывая мое личное пристрастие, он должен быть еще и хорошим лошадником. И должен любить меня, как будто я королева, и воительница, и гений, и самая сексуальная женщина на свете.
– Мужчина выбирает.
– Нет, Элис, люди выбирают друг друга. Мне так жаль, так жаль, Элис, что кто-то лишил тебя выбора.
Она уловила движение и увидела женщину, появившуюся в дверях. Примерно одного возраста с Морин, со строго поджатыми губами и короткими, пепельными волосами.
Сиделка, подумала Бодин и забеспокоилась, что перешла черту допустимого. Но женщина кивнула.
– Я считаю, что ты действительно молодец, – закончила Бодин и увидела, что в глазах Элис что-то промелькнуло. Так бывало, когда она пыталась что-то обдумать.
– Женщины слабые.
– Некоторые люди слабые. Ты – нет. Пожалуй, ты самая сильная женщина, каких я знаю.
Элис наклонила голову и сгорбилась, но Бодин уловила ее слабую улыбку.
– Я вяжу шарф. Клементина печет печенье. Сестра…
Она осеклась и вскрикнула, когда из прихожей появился Коллен.
Черт побери, подумала Бодин. Ей надо было сбегать к нему и предупредить, чтобы не заходил на кухню.
– Доброе утро. – Коллен остановился у двери. – Я пришел клянчить завтрак. Это твое знаменитое печенье на пахте, Клементина?
– Оно самое. У тебя чистые руки?
– Нормальные. А вы, должно быть, мисс Элис. – Он говорил легко и таким тоном, каким обычно разговаривал с нервной лошадью; Бодин слышала это много раз. – Рад познакомиться, мэм.
– Один из сыновей, один из сыновей сестры.
– Почетный сын. – Голос Морин, возможно, прозвучал на несколько тонов бодрее, чем нужно, но он остановил беспокойные руки Элис. – Это Коллен. Он нам почти родной. Он хороший мальчик, Элис.
– Мужчина. Он не мальчик. – Элис похлопала себя по щеке.
В ответ Коллен потер свою щеку.
– Я забыл сегодня утром побриться. Совсем выскочило из головы.
– А вы вяжете что-то красивое. Моя сестра вяжет на спицах. Я не удивлюсь, если она свяжет настоящий дом.
– Дом нельзя связать. Я вяжу крючком. Я вяжу шарф.
– Если ты хочешь что-нибудь получить на этой кухне, иди сюда и смой с рук лошадиный запах, – приказала Клементина, нарезая печенье. – Завтрак скоро будет готов.
– Да, мэм.
– Она говорит мужчине, что ему делать, – удивленно прошептала Элис, повернувшись к Бодин.
– Она всем нам это говорит.
– Я помыла руки.
С увлажнившимися глазами Клементина кивнула Элис:
– Тогда ты получишь свой завтрак.
Послышался стук ног по ступенькам, и Элис снова вздрогнула. Бодин положила ей руку на плечо.
В кухню влетел Рори, радостный как щенок, волосы еще влажные, лицо свежевыбритое.
– Проспал. Тут чертовски хорошо пахнет. Я бы…
Он заметил женщину, сидевшую за столом рядом с Бодин. Как и все остальные в семье, он отличался вежливостью. К тому же Рори был по своей сути коммерсантом. Он немедленно изобразил ослепительную улыбку:
– Доброе утро, Элис. У меня пока не было возможности познакомиться с тобой. Я Рори.
Элис открыла рот. Бодин услышала два быстрых вздоха, а потом лицо Элис озарилось безмерной радостью. Пожалуй, даже чем-то большим, чем радостью.
– Рори. Рори. – Она смеялась, а по ее щекам текли слезы. Она вскочила из-за стола и бросилась к нему. – Мой мальчик. Мой Рори.
Неловко похлопав Элис по спине, парень в шоке уставился на мать.
– Это мой младший, Элис, – осторожно сказала Морин. – Это мой сын Рори.
– Мой Рори. – Элис немного отодвинулась, взглянула на его лицо и погладила по щеке. – Глядите, какой красивый. Ты был таким красивым малышом, таким красивым мальчиком. Теперь ты тоже красивый. Такой большой! Такой высокий! Мама больше не может покачать тебя на руках, сыночек.
– Э…
– Элис, – сказала сиделка ровным тоном. – Это сын твоей сестры, твой племянник.
– Нет. Нет. – Элис снова вцепилась в него. – Мой сынок. Он Рори. Не забирайте его у меня. Я никому не позволю забрать его снова.
– Я никуда и не собираюсь, – сказал ей Рори. – Все нормально.
– Я молилась за моих детей. За Кору, и Фэнси, и Рори, и Лили, и Морин, и Сару, и за Бенджамина, хотя он пошел прямо на небо. Рори, ты знаешь, где они, где мои другие дети? Мои девочки?
– Нет. Мне жаль. Ты сядь, хорошо?
– Я вяжу тебе шарф, он зеленый. У моего Рори зеленые глаза.
– Он красивый. Он правда красивый. – Рори снова посмотрел на мать.
Бодин встала. Она пошла к задней лестнице, чтобы обнять и утешить рыдавшую Кору.
Он проболел, как собака, целую неделю. Он еле-еле сползал с кровати, чтобы сделать свои дела, принять лекарство или открыть консервы и поесть.
Он весь горел, его бросало в жар и в холод, но хуже всего был разрывавший грудь кашель. Приступы мешали дышать, сковывали грудь и совершенно лишали сил. Вязкая, желтая слизь, извергавшаяся из легких, обжигала горло.
Лежа на мокрых от пота простынях, он проклинал Эстер, обвиняя в своих бедах.
Вот он поправится и разыщет ее. Разыщет и забьет без всякой пощады, как собаку. Она недостойна честной пули.
Но пока, если даже он и ухитрялся простоять на ногах больше пары минут, кашель все равно валил его на колени.
Наконец он нашел в себе силы выползти на улицу и увидел полуживую собаку. Он швырнул ей в ведро еды. В другое ведро он накачал воды, и это вызвало свирепый приступ кашля. Выплюнув кровавую слизь, дыша со свистом, он пошел проведать корову.
Он не доил ее с начала болезни. Корова и лошадь питались скудной травой, проросшей кое-где во дворе, и лизали снег вместо воды. Куры продержались чуть лучше. Посмотрев на все это, он с горечью понял, что парень тут даже не показывался. А если и приезжал, то делал свою работу кое-как.
