Посмотри наверх. Мурбелла захохотала. Она не контролировала смех. Смотри наверх. Готова. Мертва. Жертва. Смех разбудил Дункана. Он сел, включил нижний глоуглоб и уставился на нее. Каким он был взъерошенным после их ночного сексуального столкновения.
Выражение его лица переходило от умиления к огорчению, пока он приходил в себя.
— Чего ты смеешься?
От смеха она стала задыхаться. Бока у нее болели. Она боялась, что его понимающая улыбка вызовет новый спазм.
— Ой-ей-ей, Дункан! Сексуальное столкновение!
Он понимал, что это была их взаимная форма именования связывавшего их наркотика. Почему это вызвало у нее такой хохот?
Его удивленное лицо поразило ее своей нелепостью. Между вздохами, она сказала:
— Еще пара слов. — И она зажала рот, боясь нового всплеска.
— Чего?
Его голос была самой смешной вещью, которую она только слышала. Она протянула к нему руку и покачала головой:
— О-о-о-ой…
— Мурбелла, что с тобой?
В ответ она смогла лишь вновь покачать головой. Он попытался понимающе улыбнуться. Это помогло ей, и она прильнула к нему.
— Нет! — Это поднялась его правая рука. — Я просто хочу побыть рядом.
— Посмотри, сколько времени, — он поднял подбородок к проекции на потолке, — Почти три.
— Было так смешно, Дункан.
— Так расскажи мне.
— Сейчас, отдышусь.
Он уложил ее на подушку:
— Мы чертовски похожи на давно женатую пару. Анекдоты в полночь.
— Нет, милый, мы не такие.
— Вопрос степени, не более.
— Качества, — поправила она.
— Что тебя так рассмешило?
Она рассказала о своих кошмарах и роли Беллонды в них.
— Зенсунни. Очень древняя техника. Сестры используют ее, чтобы избавить от травматических связей. Слова, рождающие неосознанные реакции.
Страх вернулся.
— Мурбелла, почему ты дрожишь?
— Учительницы Чтимых Матр предупреждали нас, что случится нечто страшное, если мы попадем в зенсунийские руки.
— Чушь! Я прошел через них, будучи ментатом.
Его слова напомнили об еще одном фрагменте сна. Зверь с двумя головами. Обе пасти открыты. Там слова: Слева: «Одно слово», справа: «ведет к другому».
Радость подавила страх. Он утихал и без смеха.
— Дункан!
— Ммммммм, — в голосе отдаленность ментата.
— Белл сказала, что Бене Джессерит употребляют слова в качестве оружия. Голос. «Средства управления» — так они их называют.
— Урок, который ты должна усвоить — почти на уровне инстинкта. Они не доверят тебе более углубленных занятий, пока ты не усвоишь его.
И я не буду потом доверять тебе.
Она отвернулась от него и взглянула не комкамеры, мерцающие на потолке вокруг хронопроекции.
Я по-прежнему под наблюдением.
Она понимала, что ее учителя тайно обсуждают ее. Разговоры обрывались при ее приближении. Они смотрели на по-особому, как на занимательный экспонат.
Голос Беллонды вертелся в голове. Усики кошмара. Потом не раннее, не позднее утро и неприятный, щекочущий ноздри запах пота после занятий. Экзаменаторша в почтительных трех шагах от Преподобной Матери Голос Белл: «Никогда не становись знатоком. Это связывает».
И все из-за того, что я спросила, есть ли слова, направляющие Бене Джессерит.
— Дункан, зачем они смешивают развитие тела и ума?
— Разум и плоть усиливают друг друга. — Сонно. Будь он проклят. Он сейчас уснет.
Она потрясла Дункана за плечо.
— Если слова настолько дьявольски пусты, почему нам столь часто напоминают о дисциплине?
— Шаблоны, — пробормотал он. — Грязные словечки.
— Что? — она резче затрясла его.
Он повернулся на спину, шевельнул губами и сказал:
— Дисциплина равна шаблону, равна неверной дороге. Они знают, что все мы по природе — творцы шаблонов… что для них, мне кажется, и означает «порядок».
— Почему это так плохо?
— Дает возможность уничтожить или поймать нас… в ловушку, которую мы не в силах перестроить.
— Ты неправ насчет разума и плоти.
— Хмммммпф?
— Они сливаются воедино.
— А я что сказал? Хей! Мы будем болтать или спать или что?
— Никаких «или что». Не сегодня.
Тяжелый вздох.
— Они не стремятся укрепить мое здоровье.
— Никто об этом и не говорил.
— Это придет позже, после Агонии. — Она знала, что он ненавидит вспоминать об этом смертоносном испытании, но избежать этого было нельзя. Перспектива захватила ее.
— Хорошо! — он сел, взбил подушку и подложил ее под спину, изучая Мурбеллу. — Чего еще?
— Они так грамотно используют свои слова-оружие! Она привела тебе Тега и сказала, что ты один в ответе за него.
— Ты в это не веришь?
— Он думает, что ты — его отец.
— Не совсем.
— Да, но… Ты не думаешь того же о Башаре?
— Когда он восстановил мою память?
Да.
— Вы — пара интеллектуальных сирот, ищущих родителей, которых нет. У тебя нет ни малейшего представления о том, что ты ему причинишь.
— Это, видимо, разделит нашу семью.
— Значит, ты ненавидишь Башара в нем и рад, что приносишь ему боль.
— Не говори так.
— Почему он так важен?
— Башар? Военный гений. Всегда действующий непредсказуемо. Поражающий врагов своим появлением оттуда, откуда его никто не ждет.
— И на это никто не способен?
— Так как он — нет. Он выдумывал тактику и стратегию. Причем вот так вот! — Он щелкнул пальцами.
— Опять жестокость. Как у Чтимых Матр.
— Не всегда. Башар имеет репутацию побеждающего без боя.
— Я видела эти истории.
— Не доверяй им.
— Истории фокусируются на противоборстве. Есть в этом доля истины, но она скрывает более стойкие вещи, проявляющиеся несмотря на искажения.
— Стойкие вещи?
— Какая история упоминает о женщине в рисовом поле, ведущего по воде буйвола, тащащего плуг, в то время как ее муж отсутствует, скорее всего призван с оружием в руках…
— Причем же здесь стойкость и чем это так важно?
