Через две недели после убийства Рантиси министр госбезопасности Египта и второй по объему власти в каирском режиме после президента Мубарака генерал Омар Сулейман прибыл в Израиль для экстренной встречи с Мофазом, Яалоном и Дихтером. «Я привез послание о примирении», – сказал Сулейман. Он передал предложение ХАМАС о перемирии, существо которого состояло в положении: «не будет убийств, не будет и террористических атак».
Мофаз поблагодарил Сулеймана за приезд. Он сказал ему, что, как и всегда, усилия Египта по организации примирения в регионе приветствуются. Но больше обсуждать было нечего. Мофаз сказал, что не прекратит политику «целевых» убийств в общем и кампанию по ликвидации лидеров ХАМАС в частности.
Сулейман рассердился. «Я проделал этот путь из Каира и привез вам предложение прекратить террористические атаки. Вы ведь этого хотели. Почему же вы настаиваете на продолжении своей политики?»
«Перемирие нужно ХАМАС, чтобы укрепить свои ряды, – ответил Мо-фаз. – Мы должны разбить их, а не дать им возможность сделать передышку»
[1389].
Сулейман встретился с Шароном, который тепло приветствовал его, но не уступил ни пяди
[1390]. «Позиция нашего верховного командования состоит в том, чтобы не соглашаться на перемирие, – сказал он. – Я не могу противостоять своим генералам». Шарон предложил единственное: Израиль продолжит внимательно наблюдать за поведением ХАМАС.
Активисты ХАМАС попытались затруднить израильским дронам и вертолетам работу по их поиску. Они стали передвигаться только по необходимости, использовать мотоциклы и держаться узких улиц. Однако это не возымело действия. Два боевика были убиты 30 мая в Газе, еще один – в лагере беженцев Балата две недели спустя. Именно в этот день Сулейман опять прибыл для личной встречи с Шароном после интенсивных телефонных переговоров, которые проходили все время после его первого визита. «Господин премьер-министр, теперь вы видите, что предложение серьезное. Они прекратили атаки»
[1391].
Скрепя сердце Шарон согласился приостановить «целевые» убийства. ХАМАС приказал немедленное и абсолютное прекращение атак террористов-смертников.
Теперь у Ариэля Шарона было преимущество в борьбе с террором. В этот период, когда ситуация с безопасностью Израиля немного успокоилась, он даже стал подумывать о политическом решении исторического конфликта на Ближнем Востоке. Его близкие связи с президентом Бушем и тесные отношения, которые ему удалось выстроить с вашингтонской администрацией – обусловленные компромиссом между замораживанием строительства новых поселений в обмен на карт-бланш с «целевыми» убийствами, – заставили Шарона полагать, что американцы искренне хотят помочь государству Израиль, и вдохнули в него новые идеи.
«Шарон пришел к заключению, что не важно, кто сидит в Белом доме, – администрация всегда будет рассматривать поселения как серьезную проблему», – говорил Вейсгласс.
Для Шарона поселения, которые он всеми силами продвигал и защищал на своих прежних постах, были не вопросом религии или идеологии, а скорее важным фактором безопасности. «В тот момент, когда Шарон понял, что поселения – бремя, а не выгода, он уже не испытывал проблем с их выводом и обращением к поселенцам спиной». Шарон, закоренелый «ястреб», который построил всю свою карьеру на агрессивной политике по отношению к арабам в целом и к палестинцам в частности, «решительно изменился», как отмечал Вейсгласс
[1392]. «Он хотел покинуть политическую сцену как закаленный в боях генерал, ставший великим миротворцем».
Однако Шарон по-прежнему был убежден в том, что на пути достижения его великой цели имелось одно главное препятствие – Ясир Арафат. Премьер-министр смирился с мыслью, что помешать появлению независимого Палестинского государства невозможно, но это не умаляло его презрения к лидеру палестинцев. Он относился к Арафату как к человеку, «который установил режим террора на территориях, которыми правил, готовя террористов в организованном порядке и при государственной поддержке, воодушевляя их, финансируя, обеспечивая снаряжением и вооружением и рассылая их по Израилю творить свои убийства»
[1393]. В телефонном разговоре с российским министром обороны Сергеем Ивановым Шарон описывал Арафата как «патологического лжеца, убийцу, который отдавал приказы на убийство детей, в том числе грудного возраста, и женщин»
[1394].
Израильская разведка получила значительную часть архивов Ясира Арафата, когда Армия обороны Израиля захватила его штаб-квартиру в окрестностях Рамаллы. Эти материалы составили базу для многочисленных обвинений Шарона. Арафат собственноручно отдавал письменные приказы о переводах огромных сумм на поддержку террористической активности ФАТХ. Председатель Палестинской автономии и его окружение были замешаны в беспрецедентной по своему размаху коррупции. Документы неопровержимо свидетельствуют, что Арафат постоянно нарушал обещания, которые давал Израилю и международной общественности в том, будто бы стремится построить в Палестине подлинно демократическое государство с современной экономикой и единой армией. Он не смог трансформироваться из лидера повстанческой организации в лидера демократического государства и продолжал управлять Палестинской национальной администрацией привычными методами, которыми действовал в ООП: манипуляциями, коррупцией и принципом «разделяй и властвуй». И все это ради достижения своей цели – сохранения статуса палестинского лидера
[1395].
В качестве составной части планов по развенчанию и делегитимизации Арафата Шарон предоставил нескольким журналистам (мне, а затем еще нескольким представителям СМИ – не израильтянам) доступ к этому архиву для публикации его материалов по всему миру. Он даже дал директиву перевести определенные суммы из секретных фондов «Моссада» на поддержку публикации за рубежом книги об этих документах
[1396].
