Следующим стал Али Хусейн Салах, зарегистрированный в МВД Ливана как водитель иранского посольства в Бейруте, но на самом деле боевик подразделения 1800. 2 августа 2003 года он ехал на люксовом «БМВ» с дипломатическими номерами на работу в штаб-квартиру подразделения 1800 «Хезболлы», расположенную в пригороде Бейрута Дахия. В 8:32 было подорвано мощное взрывное устройство, спрятанное в заднем сиденье автомобиля. Взрыв разорвал машину пополам и разбросал половины ее корпуса на расстояние 15 метров от образовавшейся воронки
[1425]. В отчете АМАН в отношении акции значилось: «Взрыв разорвал тело Салаха надвое, причем одна половина осталась в передней части автомобиля, а вторая – в задней».
После гибели Салаха «Хезболла» уже не скрывала его настоящего занятия, и телеканал организации Al-Manar сообщил: «“Хезболла” скорбит в связи с гибелью одного из величайших муджахидинов (священных воинов)».
12 июля 2004 года Галеб Авали, сменивший убитого Салаха в подразделении 1800, вышел из своего дома в шиитском пригороде Бейрута Харет-Грейк, сел в «мерседес» и повернул ключ в замке зажигания. Через секунду машина взлетела на воздух. Авали был тяжело ранен и доставлен в госпиталь, но по прибытии туда скончался.
Ответственность за убийство взяла на себя группа, которая появилась в Ливане в первый и последний раз. Эта суннитская группа назвала себя «Джунд аль-Шам» («Солдаты Леванта») и заявила: «Мы казнили того, кто был одним из символов предательства, шиита Галеба Авали».
В «Хезболле» не сомневались, что это дезинформационный трюк Израиля и что за этим политическим убийством стоят израильтяне. В надгробной речи на пышных похоронах Авали Хасан Насралла отметил, что покойный принадлежал к специальному подразделению, поддерживавшему борьбу палестинского народа. «Он шахид в нашем движении к Палестинскому государству, он шахид Иерусалима и мечети Аль-Акса в нашем противостоянии с сионистским образованием», – заявил Насралла над гробом Авали, обернутым желтым флагом «Хезболлы». Генеральный секретарь ХАМАС обвинил шефа военной разведки АМАН Зееви-Фаркаша в этом убийстве.
Шарон был доволен усилиями Зееви-Фаркаша. Однако он понимал, что для противодействия Радикальному фронту нужно сделать еще немало и в «Моссаде» требуется осуществить коренные преобразования.
Шарон хотел сместить Галеви с его поста, и ему были названы имена нескольких возможных кандидатов из числа ветеранов «Моссада» и армейских генералов. Однако у Шарона имелась только одна кандидатура – Меир Даган, его давний друг, с которым они вместе служили в армии. Даган был жесток и агрессивен. Это именно тот человек, который был нужен Шарону, чтобы дать Радикальному фронту достойный отпор.
Даган ушел из армии в 1995 году и позже стал руководителем антитеррористического центра в канцелярии премьер-министра
[1426]. На этом посту он создал секретный орган под названием «Копье», в задачу которого входил подрыв финансовых ресурсов врага. «Я придавал большое значение экономической войне как неотъемлемой части нашей борьбы с главным противником», – говорил Даган.
Расследования, проведенные подразделением «Копье», позволили запретить организации, распоряжавшиеся фондами ХАМАС; некоторые из них были учреждены за границей богатыми мусульманами. («Копье» призывало ФБР и его европейских партнеров сделать то же самое в своих странах, но это было еще до теракта 11 сентября 2001 года, поэтому никто к этим призывам не прислушался). Рассказывают, что на одном из совещаний с особой силой проявилась разница в подходах Дагана и Галеви. Тогда «Моссад» представил информацию о том, что финансовые потоки, направляемые Ираном ХАМАС, проходят через один европейский банк со штаб-квартирой в Цюрихе.
«Никаких проблем, – сказал Даган. – Давайте сожжем его»
[1427].
«Сожжем что?»
«Банк, конечно, – ответил Даган. – У нас же есть его адрес. Разве нет?»
Участники совещания пояснили, что речь идет не о наличных, а об электронных трансферах через систему SWIFT, которые поддерживаются совсем в другом месте.
«Ну и что? – сказал Даган. – Все равно давайте его сожжем. Менеджеры банка поймут, что это грязные деньги. Вреда от этого не будет».
В конечном счете Даган внял советам помощников и перестал настаивать на сожжении банка. Но в целом это был тот подход, которого хотел Шарон: «шеф “Моссада” с кинжалом в зубах», как Шарон сказал своим советникам
[1428].
Это, однако, не означало, что Даган рвался к полномасштабной конфронтации с врагом. Напротив, он постоянно утверждал, что Израиль должен делать все, чтобы избежать военного конфликта со всеми странами региона; такого конфликта, в котором победить полностью невозможно.
«Задача израильского оборонного сообщества, – любил поучать Даган своих новых подчиненных в “Моссаде”, – состоит в том, чтобы любыми средствами отодвинуть следующую войну как можно дальше, используя в то же время тайные методы для нанесения концентрированных ударов противнику».
Даган принял «Моссад» в сентябре 2002 года. Вскоре Шарон сделал его ответственным за все тайные операции, имевшие целью сорвать иранскую ядерную программу. С начала 1990-х годов Иран расходовал огромные средства для получения атомного оружия в кратчайшие сроки, приобретая оборудование и технологии везде, где только возможно. И Шарон, и Даган рассматривали ядерный потенциал Ирана как угрозу существованию Израиля
[1429].
Дагану было сказано, что он получит все – деньги, человеческие ресурсы и неисчерпаемые возможности, пока будет заниматься тем, чтобы остановить аятолл на их пути к созданию атомной бомбы. Даган все понял и приступил к работе.
«Шарон правильно сделал, что назначил его шефом “Моссада”, – говорил Вейсгласс. – Меир занял свою должность и начал творить чудеса».
