Последние документы были отданы, и мы с Ваней решили, что пора возвращаться в родную обитель.
На обратном пути я напомнила ему об Олеге Петровиче:
— Ты удивился его согласию пойти и отметить мой выход на работу?
— Олень неповоротлив, — сказал Ваня. — Ленив даже. Я не сталкивался с ним близко, но мы же работаем на расстоянии метра друг от друга. Что-то попросту трудно не заметить.
— Ленив? Неповоротлив? — не поняла я.
— Знаешь, я не хочу обсуждать человека за его спиной, — помедлив, сообщил курьер. — Неповоротлив он именно в физическом плане. У него что-то со спиной. То ли травма, то ли врожденное. С его слов, ему запрещено поднимать и перемещать тяжелые предметы. Поэтому, если у Оленя заканчивается писчая бумага, то Ваня идет в подсобку и приносит Оленю коробку с бумагой. А если он желает передвинуть свой стол на пять сантиметров к югу, то это делаю я, а он мной командует.
— Ваня просто умничка, — улыбнулась я. — Насчет неповоротливости все понятно. А в чем он ленив?
— Я хотел сказать, что безынициативен, если дело касается работы, — исправился Ваня. — Но упорства ему не занимать. Особенно в делах амурных.
Образ Олега Петровича получился многослойным.
Расспрашивать Ваню о других я тут же передумала. Иначе он точно бы решил, что я через свои вопросы подкрадываюсь к каждому коллеге. И это — на второй день работы.
Однако Ване, видимо, чем-то пришлись по душе подобные разговоры. Только вот теперь вопросы стал задавать он:
— А в каких конторах ты успела поработать?
— Во всяких.
— Например?
— В подобных вашей.
— И везде занималась бумажной работой?
— Да, именно так.
— Скукотища, наверное.
— Да не сказала бы.
Отвечать нужно было быстро и пространно, чтобы впоследствии, разговаривая с кем-то, я ответила бы точно так же. То есть ничего конкретного.
— Неловко вышло с Анной Григорьевной, — призналась я. — Я понимаю, почему она отказалась, только жаль, что мне это сразу не пришло в голову.
Улыбка вмиг слетела с Ваниного лица.
— О неловкости я бы на твоем месте задумываться не стал, — изрек он. — Жизнь продолжается.
— И все же, — упорствовала я, надеясь на то, что он расскажет мне что-то о том страшном дне, когда Марина покончила с собой.
Рассказ Алины был коротким и сбивчивым. Оно и понятно, вспоминать о таком ей было трудно и даже больно. Ваня тоже был непосредственным свидетелем тех событий. Но расспрашивать его нужно было очень аккуратно.
— Вы дружили? — осторожно спросила я.
— Хорошо ли я знал Маринку? — усмехнулся Ваня. — Знал, конечно. А вот насколько хорошо…
— А сколько времени вы работали вместе?
— Примерно полтора года, — прикинул Ваня. — Пришли почти одновременно. Не сильно-то мы и дружили. Обязанности разные. Породниться не удалось. Ты знаешь, я был готов к тому, что ты о ней спросишь. Пока мы не вернулись, ответь, пожалуйста, на простой вопрос: зачем тебе это?
— Хочу знать, как себя вести, — ответила я. — Андрей Максимович рассказал мне о том, что случилось с Мариной, но я не стала заострять на этом внимание. Но вышло так, что уже второй день то тут, то там что-то о ней напоминает. То в разговоре мелькнет ее имя, то подпись на документах. Ее мать сидит в двух метрах от меня. Я не знаю, что можно, а что нельзя.
— На каких документах ты увидела ее подпись? — не понял Ваня.
— Те самые отчеты, которыми я занимаюсь. Под каждым стоит имя исполнителя.
— Она никогда не занималась отчетами, — ответил на это Ваня.
— Наверное, она их просто печатала?
— Это больше похоже на правду. Незадолго до… в общем, ей старались не доверять серьезную работу. Она ошибалась или вообще могла забыть о ней.
Наконец мы добрались до нашей двери.
— Отчетами занималась ее мать, — тихо сказал Ваня. — Только она. Ее фамилию ты и увидела. Она бы Маринке не то что работу — даже чай заварить не позволила бы.
— Марина была настолько неумелой? — так же тихо спросила я.
— Нормальной она была, — подвел черту Ваня. — Намного нормальнее, чем ее мать.
* * *
Пивной бар «То Место» скорее походил на ресторанчик упрощенного типа, а в меню вопреки ожиданиям я нашла всего лишь два сорта пива.
Никаких чипсов, сухариков или соленой рыбки здесь не подавали, но присутствовал свой суши-бар, «кофейный островок» и настоящая каменная печь, в которой, по утверждению официанта, готовили пиццу для посетителей. Правда, ни запаха пиццы, ни самой печи в поле зрения не наблюдалось.
— Ой, да это давно уже не пивной бар, — махнула рукой Алина, устраиваясь за столиком. — Раньше вон на той стене висели два огромных экрана, по которым транслировали матчи. Всякий раз, когда мы здесь бывали, кто-то орал: «Спартак — чемпион!» или «Забей уже гол, тряпка!». Достали. Но потом мы привыкли, а спустя время и экраны куда-то делись. Теперь это обычная пивнушка.
— С нормальными ценами, — заметил Иван, путаясь в рукавах своей ветровки. — А мы давненько тут не были. Что закажем?
Он взял меню из моих рук, всмотрелся в строчки, поморщился.
— И с пивом тут тоже проблемы. Зато с вином порядок.
Олег Петрович выбрал стул рядом со мной. Такое соседство не сильно радовало. Странная все же штука — восприятие. У кого на чем основано. Вот и Олень был очень непрост.
Я его ощущала. Я его чувствовала. Так отчетливо, словно он стоял за спиной, положив ладони мне на плечи. Странное ощущение. Не Олег Петрович, а электрофорез какой-то.
— Позвольте?
Он протянул руку, чтобы взять мой пиджак. Очевидно, хотел куда-то его пристроить.
Помня о презенте, который он преподнес утром, и о его сильном желании слиться со мной в единое целое, не отходя от окна, я решила держаться на почтительном от него расстоянии. А то ишь.
— Не надо, Олег Петрович, я сама.
— Как скажете.
Его рука тут же исчезла.
Набрасывая пиджак на спинку стула, я случайно поймала насмешливый Ванин взгляд.
Заказ принесли быстро. Оплачивала банкет, разумеется, я. Всех предупредила, что это для меня важно. Вместо пива на столе появилось вино.
За столиком нас было четверо, исключая Анну Григорьевну и Савостина, который обещал быть, едва закончит какие-то срочные дела.
Первый бокал вина был поднят под тост «С прибытием!».
Второй по доброй традиции подняли за родителей, которые произвели на свет такую умницу и красавицу как я.
