Погруженная в свои мысли, она ничего не замечала вокруг, и увидела приближающегося к ней человека, только когда их разделяло всего несколько метров. Сперва она вскрикнула, но, разглядев его лицо, перевела дух.
– А, это ты? – проговорила она заплетающимся языком. – Напугал меня чуть не до смерти. Что ты тут делаешь?
– Я хотел поговорить с тобой.
– А что скажет об этом твоя полоумная жена, мистер Рочестер? Или ты запер ее на чердаке?
Аннабель засмеялась и все не могла остановиться.
– Это правда? – спросил Исак.
– Что?
– А как ты думаешь – что? Это сообщение, которое ты мне послала, с фотографией. Почему ты смеешься? Чего ты наглоталась и что у тебя с рукой?
– Не прикасайся ко мне, – сказала Аннабель, когда он попытался взять ее за руку. – Никогда больше не смей ко мне прикасаться.
– Мы должны поговорить, Белла. Я могу тебе помочь. Я имею в виду…
– Отделаться от него, да? – Аннабель приблизилась к нему и встала почти вплотную. – А если я не хочу? Если я решу сохранить его?
– Подумай о своем будущем, – проговорил Исак. – Вспомни обо всех своих мечтах и планах.
– Пошел к черту!
Она толкнула его в грудь. Исак схватил ее за руки и крепко держал их.
– И что теперь? – рассмеялась Аннабель. – Что ты собираешься сделать со мной теперь?
52
Пока они ехали обратно в Люккебу, Чарли начало трясти. Юхан снял с себя свитер и настоял, чтобы она его надела.
– Как я уже говорил, мы должны поговорить с твоими коллегами по поводу того, что мы прочли о Норе.
– Не мы, – ответила Чарли. – Я.
Теперь она жалела, что прочла все эти материалы, жалела, что не выполнила приказа Чалле держаться в стороне от следствия, жалела, что вообще согласилась ехать в Гюльспонг.
– Хочешь, я пойду с тобой? – спросил Юхан, когда они подъехали к дому.
Чарли покачала головой. Сейчас ей нужно одно – поспать.
– Свитер оставь пока себе, – сказал Юхан. – Продолжим разговор в другой раз.
Войдя в дом, она приняла две таблетки пропована, полученные от Сюзанны. Потом улеглась в постель и мысленно понадеялась, что лекарство позволит ей заснуть глубоким сном без сновидений.
Проснувшись на следующее утро, она первым делом позвонила Андерсу.
– Как идут дела? – спросила она.
Андерс сделал неуклюжую попытку объяснить ей, что ничего не может сказать.
– Совершенно нелепо, что ты не можешь мне рассказать.
– Так обычно бывает, – произнес Андерс, – когда кое-кто отстранен от следствия.
– Я дала тебе Исака, – сказала Чарли. – Я…
– Но ты по-прежнему отстранена.
– Это он? Это Исак?
– Ты не отступишься, да? – усмехнулся Андерс. – Понимаю – это дело для тебя особенное, и ты…
– Ничего ты не понимаешь. Если бы ты понимал, ты бы не стал ничего от меня скрывать. Если бы ты действительно думал обо мне, ты наплевал бы на приказ Чалле и…
– Исак признался, что у них были сексуальные отношения, – сказал Андерс. – Что он расстался с ней, а потом узнал, что она беременна. Он говорит, что виделся с ней в ту ночь и пытался поговорить, но она была расстроена, сердита и сильно пьяна. А когда он попытался отвести ее домой, она крикнула ему, чтобы он оставил ее в покое.
– Это звучит убедительно? – спросила Чарли. – Серьезно – можно ли в это поверить, учитывая, сколько он врал до сих пор?
– Он утверждает, что молчал ради семьи. Поскольку ему все равно известно не более, чем другим. Аннабель видели на дороге, ведущей от магазина, и то, что он тоже ее там видел, ничего бы не изменило. Во всяком случае, он производит впечатление человека, искренне огорченного. Если вскрытие не покажет ничего, кроме следов изнасилования и того, что она утонула, – тогда мы вряд ли сможем привлечь его к ответственности.
Чарли молчала.
– Ты слушаешь?
– Да.
– Давай созвонимся чуть позже?
– Хорошо.
Чарли закончила разговор. Вообще-то она собиралась рассказать Андерсу о своих открытиях, сделанных в последние сутки, но теперь передумала. Зачем? Похоже, это все-таки не имеет отношения к следствию. Достаточно того, что она сама обо всем этом знает.
53
На следующий день пошел дождь. Впервые бог знает за сколько лет Чарли проснулась выспавшейся. Долгое время она лежала, прислушиваясь к успокоительному звуку капель, стучащих по крыше. «Сегодня я поеду к Бетти», – подумала она.
На кладбище не было ни души. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Воздух казался прозрачным и свежим. Чарли шла по аккуратно подметенным дорожкам и читала надписи на камнях. Надгробья, которые ее интересовали в детстве, она помнила до сих пор. Это были маленькие белые кресты на детских могилках, семейный склеп со стихотворением Ферлина.
Даже маленькой серой птички,
Поющей песни в ветвях,
Я на той стороне не увижу,
Оттого в моем сердце страх.
Чарли не удержалась, подошла и отковыряла кусок зеленого мха, закрывавшего последнее слово стихотворения. А теперь ей предстояло дойти до каштана, росшего возле самой ограды кладбища, – того места, где покоилась Бетти Лагер.
Долго разглядывала она голубя на камне. Памятник был покрыт белым птичьим пометом. Бетти не желала ни голубя, ни памятника, ни слов о скорби. Ведь ее пепел будет развеян над морем! Однако теперь все было на месте – и памятник, и голубь, даты рождения и смерти, и надпись: «Бетти Лагер – любим, скорбим». А кто, собственно говоря, занимался похоронами? Этого Чарли не помнила. Первое время после смерти Бетти прошло для нее как в тумане.
Перед памятником не было ни цветов, ни свечей, лишь какое-то кустообразное растение, которое, похоже, сажали на всех могилах, за которыми не ухаживали родственники. Перебравшись через ограду кладбища, Чарли собрала большой букет розовых и фиолетовых люпинов. Потом сходила к крану и наполнила водой высокий кувшин, который можно было закопать в землю. Когда кувшин был установлен на место, она села возле памятника, провела пальцем по буквам, которыми было написано имя Бетти.
«Бетти Лагер, – подумала она. – Лучше бы ты сказала правду. Может быть, я лучше поняла бы тебя, если бы ты рассказала мне все, как есть». Потом она подумала, что это ерунда. Расскажи Бетти всю правду, это лишь осложнило бы дело. Как она, сама еще ребенок, могла бы смириться с тем фактом, что ее мать убила ребенка? Даже сейчас, во взрослом возрасте, это трудно переварить.
Кто ты, Бетти Лагер? Кто ты на самом деле, Роза Маннер?
