Урсула тоже.
Высокий класс.
Билли припарковал минивэн перед большим белым двухэтажным домом и вышел. Все было тихо и спокойно, за исключением сине-белой оградительной ленты, которая по-прежнему бешено дергалась на ветру при входе на террасу. Себастиан смотрел на здание с сомнением. Тела увезли, он знал, но ему все равно претило заходить в дом, где казнили детей.
– Ты идешь? – поинтересовалась Ванья от входной двери. Торкель и Билли уже скрылись внутри. Себастиан кивнул и сделал глубокий вдох. Он все-таки почти все видел, а если он намерен выполнять только что данное себе обещание и помогать в этом расследовании несколько больше, чем в предыдущем, то ему придется побольше вникнуть в дело.
Значит, посещение места преступления сюда входит, хочет он этого или нет.
Он поднял ленту и прошел под ней, поднялся на семь ступенек к Ванье и остановился. Примерно в метре от двери на полу прихожей по-прежнему находилась большая, теперь уже высохшая лужа крови. Себастиан открыл папку, которую держал в руках, и пролистал до снимков, сделанных криминалистами сразу по приходе. Карин Карлстен лежит на спине. На фоне белой футболки обгоревшая огнестрельная рана.
– Что ты думаешь? – спросила Ванья, наклоняясь вперед, чтобы тоже видеть фотографию.
Себастиан поднял взгляд, осмотрел дверь, повернулся к террасе, а потом обратно.
– Это было запланировано, – проговорил он. – Не минутный порыв или приступ ярости.
– Откуда ты знаешь?
– Я не знаю, но многое на это указывает.
Он опять развернулся и показал на двор, где они припарковали машину.
– Если бы он разозлился на семью где-то в другом месте, он поехал бы домой, взял ружье, припарковался, взбежал по ступеням, распахнул дверь и просто ворвался. Это же… – Он повел рукой. – Это указывает на то, что он позвонил, подождал, приготовился и, когда она открыла, приставил ружье ей к груди.
Они осторожно переступили через кровь и вошли внутрь.
– Он раньше убивал? – поинтересовалась Ванья, когда они приблизились к кухне. – Стоит ли просматривать нераскрытые убийства?
– Возможно. У него, во всяком случае, не возникнет проблем с тем, чтобы это повторить, – ответил Себастиан. Они прошли мимо остановившихся в кухне Торкеля и Билли. Себастиан бегло взглянул в сторону кровавых пятен возле кухонного стола, где по-прежнему хорошо просматривались следы детских ног. – После этого.
– Ян Седер является тому хорошим доказательством.
– Да, это точно…
Увидев, что Себастиан и Ванья идут в сторону лестницы, Торкель вынул телефон и набрал номер Урсулы. Та ответила после первого гудка.
– Мы в доме. Что ты обнаружила?
– Вы на кухне?
– Да.
У себя в квартире Урсула откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Несмотря на то, что, пока Торкель ехал к месту преступления, она держалась подальше от экрана, головная боль усилилась.
– Следы на крови остались, или какому-нибудь местному дарованию пришло в голову там немного прибрать?
Торкель улыбнулся про себя. Что бы ни происходило, Урсула сохраняла полное недоверие ко всем полицейским, не работающим в Госкомиссии.
– Они остались.
– Я хочу, чтобы вы измерили их. В длину.
– Зачем?
– Хочу кое-что проверить, – ответила Урсула, и Торкель услышал по ее тону: сейчас просить каких-либо разъяснений неуместно.
– Будь добр, измерь следы, – обратился он к Билли.
Билли, казалось, собирался спросить зачем, но прикусил язык и направился к машине. Торкель смотрел ему вслед, выжидая, пока он окажется вне зоны слышимости, а потом продолжил разговор.
– А как ты? – спросил он значительно более мягким голосом. – У тебя усталый голос.
– У меня голова раскалывается от боли.
– Ты должна работать, только когда есть силы.
– Я достаточно долго отдыхала. – Она наклонилась к компьютеру и открыла текстовый документ, в котором пометила жирным некоторые места.
– Я по тебе скучаю, – услышала она слова Торкеля, говорившего еще тише, чем раньше.
– Спасибо, как мило с твоей стороны, – ответила она, увеличивая на экране текст. Она понимала, что это чересчур сухой ответ, но она действительно была не в силах одновременно любезничать с Торкелем и концентрироваться на работе, а работа была важнее. – В полученном мною материале значится, что в прихожей стояли ботинки и сапоги тридцать второго размера.
– Если так написано, значит, наверное, так и есть. Хочешь, чтобы я проверил? – Торкель бросил взгляд на подставку для обуви в прихожей. – Здесь все на месте.
– Нет, не надо, – ответила Урсула, и Торкель услышал на заднем плане щелчки клавиатуры. – Примерно двадцать с половиной сантиметров.
– Что?
– Если у человека тридцать второй размер, то стопа длиной приблизительно двадцать с половиной сантиметров, – пояснила Урсула и опять закрыла глаза, когда голову пронзила боль. Парацетамол ничуть не помог. – Какой длины следы?
– Пока не знаю, – ответил Торкель, и в этот момент в кухню вернулся Билли с рулеткой в руке. Торкель кивком указал ему на следы в застывшей крови, и Билли опустился на колени.
– Полагают, что мальчик, которого нашли в гардеробе, пробежал через кухню после второго выстрела, ступая в кровь брата, – сказала Урсула, встала со стула и пошла в ванную. – Но, во-первых, следы оставлены кем-то, кто шел, а не бежал, а во-вторых, у мальчика в гардеробе слишком мало засохшей крови на ступнях для того, чтобы считать, что он наступал в лужу на кухне.
Она открыла шкафчик в ванной, достала баночку с анальгетиком, вытряхнула одну таблетку и сунула ее в рот. Отодвинув трубку от уха, она наклонилась к раковине и глотнула воды. Потом запрокинула голову, проглотила таблетку и, выходя из ванной, снова приставила трубку к уху.
– Даже если он по пути в спальню смазал большую часть о пол или о какой-нибудь ковер, его ступни должны были выглядеть по-другому.
Она опять уселась перед компьютером и открыла фотографии шестилетнего мальчика, который пытался спрятаться. Взгляд на них каждый раз причинял ей боль.
– А там только единичные пятна крови, вероятно, его собственной.
Билли распрямился, и Торкель посмотрел на него вопросительно.
– Чуть больше двадцати трех сантиметров.
– Длина следов двадцать три сантиметра, – передал Урсуле Торкель. Она не ответила. Он слышал только щелканье по клавиатуре.
– Размер тридцать пять/тридцать шесть.
Внезапно Торкель понял, что Урсула сказала, что она сообразила и с их помощью доказала.
Следы ног на крови не принадлежали мальчику, которого нашли в гардеробе.
