Все помолчали, будто вслушиваясь в отзвуки этих слов и угадывая то, о чем Эльга сейчас не сказала.
В дверь торопливо постучали. И не успела Малуша метнуться, как дверь отворилась снаружи и заглянул Вощага, младший тиун.
– Госпожа! – Он спешно поклонился Эльге. – Прости! Воевода… – Он нашел глазами Мистину. – Твои отроки тебя ищут, от Ратияра. На Подоле чуть побоище не случилось, едва развели.
– Кто? – Мистина встал.
– Да эти… из Олеговых домов, с подольскими лодочниками схватились было… Ратияр спрашивает, к тебе на двор вести, кого взяли?
– Много их?
– Много? – Вощага обернулся, обращаясь к кому-то на крыльце, послушал и доложил: – Зачинщиков взяли шестерых: варягов трое, трое наших. А было, говорят, полсотни или больше, с кольями к бою изготовились…
– Давай их сюда, – велела обеспокоенная Эльга. – Быстрее разберем.
Когда Вощага закрыл дверь снаружи, Эльга испустила долгий вздох.
– Вот вам и империум… с кольями изготовились.
– Да ладно, не кручинься, – Ингвар улыбнулся. – В Царьграде на торгах тоже такие побоища бывают – Вигла растаскивать не успевает. Потому наших туда и не пускают больше полусотни зараз…
– Да уж, впусти полсотни таких зараз, как наши, – шуму будет на весь город! – согласился Мистина.
* * *
Гридница княгини была полна: пришли Ратиярова отроки, объезжавшие Подол, привели зачинщиков драки, а за ними потянулись два десятка видоков, которые сами были подозрительно потными и взбудораженными. Снаружи слышался гул – немало народу собралось к тыну княгининого дрова, и Эльга велела пока затворить ворота детинца Святой горы. По всему городу уже разошлись слухи про большую драку местных с пришлецами, все хотели знать, в чем дело. Бояре съезжались, хотя их и не звали.
Эльга сидела на своем беломраморном престоле, а Мистина, как городской воевода, в резном кресле перед троносом, возле ступенек. Рядом с ним стоял Ратияр – его десятский, старший в том дозоре, что так вовремя успел вмешаться.
– Четыре десятка или больше от Олеговых домов прибежали, все с кольями и дубьем, – рассказывал Ратияр. – И с Подола им навстречу толпа валит – такая же или больше. Хорошо, у меня два десятка было при себе, все верхом – мы между ними встали, стали конями теснить прочь. Вызнали, кто их созвал. Вот эти от варягов, – он кивнул на троих, – а вон те от подольских. Вот этот потом сам пришел, сказал, он с братьями тоже.
– В чем дело, ты знаешь?
– Нет, не успел.
– Хорошо. Давайте сначала вы. – Мистина хлопнул себя по колену и обратился к варягам: – Чьи вы? По-славянски не говорите?
Те в ответ недоуменно переглянулись, и он повторил свои вопросы на северном языке.
– Ты, говорят, здесь главный хёвдинг по городским делам, так ты должен разобрать наше дело и принять жалобу, – заговорил рослый мужчина лет сорока.
Светлые глаза на загорелом лице сияли из сетки первых морщин, светлые волосы стояли хохолком над высоким залысым лбом, а светлая борода, заплетенная в две косы, спускалась до середины груди. Вид у него был толковый, несмотря на разбитую губу.
– Как твое имя, откуда ты и кто твой вождь?
– Я Гисмунд, кормчий у Агнара из Альптанэса.
– За Агнаром послали? – Мистина глянул на Ратияра, и тот кивнул.
– Раз кормчий, значит, должен быть человек разумный. Рассказывай, что случилось. У вас жалоба?
– Да. Ваши люди из города побили меня и моих товарищей и сбросили в реку!
Мокрая одежда, кое-как отжатая, и влажные волосы Гисмунда и двоих других варягов подтверждали, по крайней мере, справедливость этого обвинения.
– Ты должен наказать их, раз уж ты конунгом поставлен следить за порядком в этом городе, или мы сами их накажем!
– Да они сами на нас набросились! – возмущенно закричали из толпы подольских, что теснились с другой стороны гридницы.
– Меня спроси, воевода! – Вперед вылез мужик, тоже средних лет, но помоложе Гисмунда. Рукава у него были засучены, рубаха надорвана у плеча, под глазом багровел кровоподтек. – Сами нам норовили морды бить! Ну а нам что – утираться? Мы не таковские! Я – Размил, Вертунов сын, нас всяк на Подоле знает! С Олеговых времен здесь сидим, и никто еще нас не бивал за просто так! Мы им не холопы, за себя тоже постоим!
– Он говорит, вы первые начали драку, – Мистина повернулся к Гисмунду. – Это так? Подумай хорошо – если ваши слова не сойдутся, вам придется пойти к присяге, да и свидетелей здесь хватает, так что мы быстро установим истину.
– Н… да, – Гисмунд без особой охоты кивнул. – Мы…
– Они смеялись! – прогундосил у него из-за плеча другой варяг, здоровенный, мордастый, с длинной рыжей бородой, тоже мокрой.
У него сильно распух красный нос, видимо, сломанный, а на груди, на влажной рубахе, розовели размытые пятна крови. Под глазами уже налились синяки.
– Смеялись? Над вами? Вид у вас не так чтобы смешной – вы ведь не выглядели смешными до того, как все началось? Так что их развеселило?
– Пусть-ка он расскажет! – Размил скрестил руки на груди и с ожиданием уставился на рыжего.
– Там…
– Ему Щедринка, Благошина дочка, рыло расквасила! – крикнул кто-то из подольских из-за спины Размила, не утерпев.
– Тебе разбили нос? – на северном языке повторил Мистина. – Как твое имя, кстати?
– Это правда, хёвдинг, – подтвердил Гисмунд.
– Мое имя Халле.
– Ты тоже из людей Агнара?
– Да. Мне причинено увечье. – Рыжий показал на свой распухший нос. – Это перелом – я знаю, у меня их уже было два. Это больно и обидно! Пролилась моя кровь! – Он ткнул пальцем в кровавое пятно на рубахе. – За это вира полагается. А они смеялись! Это было обидно! И мы решили, что поучим их смеяться, когда добрых людей калечат посреди светлого дня у всех на глазах!
– Кто причинил тебе это увечье?
– Ее тут нет, – буркнул рыжий Халле. – Я не знаю, как ее зовут.
Имя виновницы Мистина уже услышал, но хотел выслушать полный рассказ.
– Мы гуляли по берегу, а там такие мостки, чтобы сходить в воду, – начал Гисмунд.
– Это Пральники! – закричали подольские. – Там все было. Где бабы белье моют!
– Женщины стирали… – продолжал Гисмунд. – И там была такая одна… Она стояла, наклонившись, и полоскала какие-то сорочки… и нам было видно… такое… – Не находя приличных для ушей княгини слов, он повел руками в воздухе, будто обрисовывая нечто округлое и весьма крупных размеров. По гриднице пролетел разноголосый хохот – даже славяне, не понимавшие речи, догадались, что он имел в виду. – И Халле сказал, что он сейчас пойдет и с ней познакомится. Ну, он подошел… и хлопнул ее по заду. А как еще он мог познакомиться, он же по-славянски не знает ничего. А она взяла это маленькое деревянное весло, которым бьют белье в воде, оно лежало рядом с нею… Выпрямилась и нанесла удар Халле прямо по мор… по лицу. Потекла кровь, Халле закричал, что ему сломали нос. А те люди стали смеяться. Тогда мы сказали им, что поучим их смеяться…
