– Я своих девок в этот раз там не оставлю, – Эльга посмотрела на Малушу с Деянкой. – Только при мне, до сумерек, а как я домой – и они все домой.
– То девки… Ты не встречалась с большухами? – спросил у матери Святослав. – Решили, кто будет Живу плясать?
– У нас завтра назначено на Девичьей горе, – Эльга вздохнула, сразу поняв трудность упомянутого дела. – Обсудим.
– И что ты думаешь?
В заклинательных обрядах главного летнего празднества богиню Живу должна представлять молодая женщина из дома князя – жена, дочь, невестка. Много лет это дело доставалось Эльге – до того, как она овдовела. При вдовстве и зрелых годах крещение уже мало что изменило, но и до того она постаралась приготовить себе замену – в лице молодой княгини, жены Святослава. Два года Прияна, дочь князя и внучка могущественной колдуньи, прекрасно справлялась со всеми обязанностями старшей жрицы Русской земли. Но Прияны в Киеве больше не было, а та, что мешала ее возвращению – Горяна, нынешняя княгиня молодая, – была христианкой и скорее умерла бы, чем стала представлять кумира и беса – зашла бы в реку в венке и позволила обливать себя водой, как землю-матушку.
– Придумала я кое-что, – поколебавшись, созналась Эльга. – Есть у нас одна… дева молодая. И собой хороша, и родом знатна…
Княгиня произнесла это неуверенно, будто сомневалась в своем решении, и Малушу бросило в жар – а вдруг княгиня говорит о ней? Ведь это для нее верно – она молода, хороша собой и высокого рода. Вот только не случалось еще такого, чтобы обязанности княгини возлагались на рабыню…
– Ну, кто? – выжидательно спросил Святослав.
– Величана. Она год назад в Плеснеске Живу плясала – она умеет, ее учили.
У Малуши отлегло от сердца, но вместе с тем уязвило разочарование. Вот опять! Опять ее заслоняет другая, во всем с нею сходная, но только свободная!
– Так ей разве можно… – с сомнением произнес Святослав. – Пока муж-то в Царьграде…
– Лют разрешил ей выходить на игрища, если разрешу я, – спокойно пояснил Мистина.
– И не боишься, что твою невестку…
– Я сам буду за ней присматривать. Она будет в такой же безопасности, как если бы с нею рядом был муж.
Мистина произнес эти слова непринужденно, но всем стало немного неловко. После случая с Горяной, силой вырванной из рук жениха, который к тому же приходился Святославу разом и сводным и двоюродным братом, Эльга опасалась, как бы брак Люта с Величаной вновь не внес раздор в семью. И решимость Мистины не допустить в своем доме ничего подобного только усложняла дело.
– Йотунов ты свет! – после недолгого молчания выбранился Святослав. – Да сколько ж еще эта дребедень продолжаться будет! Две жены у меня, обе княгини – а Живу плясать некому! Третью ты мне не дала! – прямо напомнил он Эльге, покосившись на Мистину, что успел перехватить у него знатную пленницу. – И что мне делать теперь? Я-то ладно, а народ возмущается! Две княгини у нас, говорят, Христовой веры, третья невесть где – боги гневаются! Случись лето неурожайное – кто виноват будет? Я же ведь, так?
Слушатели молчали. Это невеселое положение князь создал собственными руками, вопреки желанию всех тех, кому сейчас жаловался.
– Еще пара лет – и Браня подрастет, плахту наденет, – вздохнула Эльга. – Если только ты…
– Что – я? – мрачно уточнил Святослав. – Еще одну жену не возьму?
– Не отпустишь Горяну. Если уж вам не ужиться – отправь ее к отцу. Тогда Прияна воротится и будете жить, как положено.
Святослав помолчал. Все, от княгини до младшей ключницы, затаили дыхание, боясь спугнуть его решение. Если он скажет «да» – сколько сложностей наконец окажется разрешено! Чьи-то надежды оживут, чьи-то – рассыплются в прах, но все до единого из причастных к княжеской семье вздохнут свободнее!
– Ты знаешь, что будет, если я ее отпущу, – бросил наконец Святослав, и в голосе его слышалась упрямая приверженность прежним доводам.
– Ты сам это придумал, – подавляя отчаяние, ответила Эльга.
– Я ничего не придумал! – Святослав гневно взглянул на нее. – Вы ее собирались княгиней сделать – только с другим князем.
– А ты знаешь, почему мы так решили. Но теперь совсем другое дело!
– Какое – другое? Она по-старому правнучка Вещего. Не Улеб – так другой ей жених найдется и на мое место полезет. А я не могу весь век дома сидеть, свой стол сторожить!
– Горяна не хочет больше замуж. И ты можешь не разводиться с ней, а просто отпустить жить к отцу. Прияна ведь требовала только этого – чтобы Горяны не было с ней в одном городе.
– Ну, хочешь, я ее в Вышгород к тебе отпущу? Но чтобы оттуда – ни ногой.
– Заточенья она не заслужила. Ей и так худо пришлось.
– Ты же понимаешь, что такое власть! – Раззадоренный Святослав встал, подошел и остановился напротив матери. – Да обое рябое – хочет она или не хочет, разведусь я с ней или не разведусь! Она только поводом послужит, если какой-нибудь клюй пернатый захватит ее и скажет, что теперь он – князь деревский и полянский!
– Да какой… кто это может сделать?
– Кто-кто… – Святослав отвернулся. – Етон. Или из деревских псов недобитых кто-нибудь.
– И что же ты, – Эльга с тоской взглянула на него, – весь век думаешь вот так жить: на словах две жены, на деле ни одной? Чего ты выжидаешь? Пока «горе забудется, Бальдр возвратится»?
[28]
Святослав только махнул рукой, не имея внятного ответа.
Вывести его из этого положения могла только смерть Горяны. Эльга понимала это и, хотя она не могла подозревать родного сына в умысле на жизнь собственной жены, думать об этом было очень тревожно.
– Ну когда уже греки эти твои приедут? – с тоской проговорил Святослав. – Хоть эту бы заботу с плеч долой да в поле…
* * *
Купалии вышли странные. Малуша явилась на луг над Днепром вместе со всем княгининым двором – с госпожой, ее дочерью, боярынями и служанками. Народу было множество – даже больше обычного, и везде кучками бродили и сидели варяги. Опасными они не выглядели – дружелюбно улыбались щербатыми ртами, шутливо кланялись проходящим девушкам и молодухам, иные даже нацепили на головы венки, стараясь показать, что пришли не браниться, а веселиться. Глядя на девичьи игры и пляски в кругах, весело кричали, выражая восхищение. Пытались подпевать – особенно занятно это выходило у тех, кто не знал славянского языка, и девки едва могли идти от смеха. Мало-помалу девки осмелели, начали улыбаться им, а самых молодых и приглядных собой варягов даже приглашали в игры. Девки – они такие: даже зная, что их чары могут навлечь беду, все-таки стараются еще кого-нибудь завлечь, а сознание опасности их только раззадоривает.
