Дружинные дома, где останавливалось прошлогоднее посольство, сейчас были заняты наемниками, и послов поместили в гостевом доме прямо на дворе у княгини. Теперь каждый день у Эльги готовили пир. С белой зари начиналась суета: подвозили из сел припасы, потрошили и опаливали птицу либо свиней, жарили и запекали мясо, рыбу, яйца, всякий овощ, пироги, лепешки. Каждый день заново ставили опару. Летний ветер носил над Святой горой вкусные запахи: то запеченных с чесноком ягнят, то медовых пирожков. К полудню собирались бояре, потом прибывали греки. Много людей сюда не пускали: со стороны русов были лишь те, чьи советы требовались князьям. В гриднице ставили столы только на половину длины: с одной стороны – для греков, с другой – для русов. Отец Ставракий читал молитву по-гречески, Святослав сам благословлял хлеб для тех, кто не был крещен, и поднимал чашу во славу Перуна. Во время обеда неспешно вели мирный разговор – о разных происшествиях и новостях, о нравах и обычаях всяких народов. В первый же день патрикий Диметрис спросил о поездке русов к Оттону, и в этот раз Торлейву почти не удалось поесть: все время ему приходилось отвечать на вопросы за себя и переводить ответы Острогляда. Малуша потом, когда все разъезжались, тайком сунула ему в руку печеное яйцо, и они посмеялись, прячась за столбом крыльца.
После обеда переходили в другую половину гридницы, где скамьи были устланы дорогими шкурами, а на низких столиках стояли блюда с ягодами, орехами в меду, сладкими печеньями и прочими лакомствами, тут же были кувшины с вином и вареным медом. Самые молодые и красивые из служанок наливали гостям, подавали воду – вымыть руки, и рушники. Малуша возглавляла их – в ее ведении были запасы вина, меда и приправ, и Эльга даже выдала ей два новых красивых платья.
Малуша видела Торлейва постоянно, но поговорить им не удавалось. Он почти не расставался с греками: не как толмач, но как племянник самой княгини, опытный, несмотря на молодость, в переговорах с чужеземцами. Глядя, как он проезжает через двор или сидит за почетным столом в гриднице – рослый, в цветном кафтане с вытканными орлами либо львами, слушая, как свободно он изъясняется на совершенно непонятном языке и непринужденно смеется каким-то греческим шуткам, Малуша едва верила, что этот молодой мужчина – тот самый парень, с которым она обручилась под березами в купальский вечер. И никогда еще она не ощущала так ясно огромного расстояния, что отделяет ее, в ее нынешнем положении, от настоящей знати.
Торлейв не совсем забыл ее за всеми этими делами, но успевал лишь подмигнуть. Раз или два шепнул «все идет хорошо», давая понять, что переговоры продвигаются.
– Что ты всякий день с ними! – как-то шепотом возмутилась Малуша, пока разливала разведенное вино. – Будто бояр больше в Киеве нет!
Торлейв улыбнулся, но не ответил. Он и сам нашел себе общество поприятнее, чем Диметрис, ежедневно угощавший его рассказами о царских попойках, но Мистина хотел, чтобы он прилепился к греку, как родной брат. Для чего – рассказывать это молодой девушке было бы лишним, она все равно не поймет.
Занятый мыслями о военных делах, Святослав заговорил об этом с самого начала. Послы привезли просьбу о военной помощи; за нею греки обращались к русам и раньше, но при последних переговорах Эльги с ее упрямым крестным отцом к соглашению прийти не удалось.
– Пришла Роману августу мысль – при помощи всесильного Бога уничтожить гордых критских сарацин, что весьма часто опустошают приморские страны Ромейской державы, – рассказывал патрикий Диметрис. – Остров Крит издавна принадлежит Романии; когда правил святой наш государь Константин Великий, остров Крит входил в диоцез Македония префектуры Иллирик. Когда же мудрые владыки наши упразднили диоцезы и разделили земли Романии на фемы, Крит сделался особой фемой, и главным городом его была…
– Гортина, – подсказал асикрит Георгий – скопец, родом славянин из Фракии.
Иногда Диметрис замолкал, сосредоточенно глядя перед собой, будто отыскивая где-то в глубине черепа потерянную нить Ариадны, способную провести его через запутанный лабиринт мыслей. Смотреть внутрь собственного черепа ему было довольно удобно благодаря легкому косоглазию. Как рассказывал Эльге Торлейв, новый василевс дал патрикию это звание и высокую должность не за способности к державным делам, а за многолетнее участие в его походах по тавернам и выездам на охоту за кабанами: судя по тому, как мало Диметрис рассказывал о первом и как много – о втором. Если же нить ускользала, то на помощь неизменно приходил Георгий – человек самой неприметной внешности, отличавшийся ясным умом и крепкой памятью. Эльга и сама видела, что отрывистые, краткие речи Диметриса в переводе Георгия становятся длиннее и складнее.
– Богат и прекрасен был сей остров, снабжавший себя и другие области зерном, вином и оливками. Увы, при Михаиле Аморийском, отце Феофила, пока войско занято было подавлением мятежа Морофомы, сарацины, прибыв из Испании на великом множестве боевых кораблей, захватили остров. Гортину, прежнюю столицу, они безжалостно разрушили и взамен выстроили свою крепость под названием Хандак. С тех пор управлял им Каирский халифат, и некогда цветущий остров ромеев сделался гнездом разбойников. Ромеи-христиане безжалостно истреблялись и продавались в рабство. Выходя с Крита на судах, разбойники стали совершать нападения на земли Романии и острова, каждодневно чиня зло и беды, захватывая добычу и пленных. Скоро будет полвека набегу их на город Салоники – славяне, живущие там, также называют его Солунь, – когда город был безжалостно разграблен и двадцать две тысячи жителей его проданы в рабство. Владычество сарацин над островом длится уже сто пятьдесят семь лет. Но Бог не позволил терпеть такое беззаконие, и властители христианского мира ведут беспощадную войну за освобождение Крита, за очищение его от безбожных сарацин и возвращение в руки христолюбивых владык. Михаил Третий, Василий Македонянин, внук его, недавно почивший Константин не раз посылали на Крит войска. Готовясь предать душу свою в руки Бога, Константин август всем сердцем желал, чтобы предпринят был новый поход ради освобождения Крита. Самодержец наш Роман, движимый божественным рвением, опираясь на помощь и здравомыслие паракимомента Иосифа, собрал отовсюду военные и иные корабли, дабы направить их к Криту. Снабжены они отборным войском из фракийцев, македонцев и слависиан. Однако война может затянуться, и самодержцу нашему понадобится еще немало людей, опытных в военном деле. Нам известно, что русы и варанги обладают большим опытом такого рода, что они храбры и хорошо вооружены. Роман август желает, чтобы во исполнение нашего договора с твоим покойным мужем, архонтисса, и твоим отцом, архонт Сфендослав, вы прислали в помощь как можно больше ваших воинов.
– Мы уже давали воинов Константину, – Эльга покачала головой. – И пяти лет не прошло, как мои люди, – она взглянула на Мистину и Ингвара-младшего, – собрали для вас шестьсот человек, но все они погибли в сражениях с сарацинами. Я не слышала, чтобы хоть один человек вернулся.
– Критским сарацинам помогают их единоверцы из Африки и Испании, – добавил Ингвар-младший, бывавший в Царьграде во времена прежних предприятий этого рода. – Когда Константин покойный снаряжал войско на Крит, ничего из этого не вышло.
