Раньше мы часто заплетали друг другу волосы и придумывали причудливые прически. Стар всегда была особенно изобретательной. Часто бывало так, что я ходила по улице с розовыми или зелеными волосами.
– Было бы замечательно, – отвечаю я. Я бы с радостью не отходила от нее ни на шаг сегодня. Сколько мы с ней упустили замечательных моментов лишь из-за того, что я была слишком занята! Мы столько всего не сделали, потому что она была заперта в четырех стенах. О чем мы не успели поговорить?
«Тогда тебе надо одеваться. Через час тебе уже нужно быть на арене».
Я вскакиваю с кровати. Неужели сейчас уже так поздно? К счастью, мне не придется долго выбирать себе наряд. Консилио снабдил всех бойцов одинаковой одеждой в честь открытия новой арены. Белые брюки и белые блузы. Только обувь нужно надеть свою. Белый цвет? Да на здоровье. Интересно, это чтобы кровь лучше смотрелась? Я чувствую себя ягненком, которого ведут на бойню, и, наверное, сегодня все так и будет. Я лишь надеюсь, что люди не сойдут с ума от всего этого. Наверняка вино будет литься рекой, и в комбинации с жаждой насилия, которая возрастает во время битв, это не приведет ни к чему хорошему. Надеюсь, вся эта мерзость уже закончится к завтрашнему утру, когда Сильвио и мои брат с сестрой отправятся в путь. Остается верить в то, что это не обернется очередной трагедией. После неудавшейся казни Братство словно под землю провалилось. Лучше бы оно там и оставалось. Я моюсь и надеваю вещи, которые мне немного велики. Стар расчесывает мои непослушные локоны, заплетает две косы и укладывает их вокруг моей головы, словно венок. Это выглядит слишком по-девичьи для сегодняшнего дня, но тем не менее все равно красиво.
– Большое спасибо, – говорю я, смотря в зеркало и думая о том, каково было бы ходить на вечеринки, дискотеки и в бары вместе со Стар. Это было привычным во времена молодости наших родителей.
Сестра кладет руки на мои плечи.
«Ты такая красивая, – жестикулирует она. – Ни один ангел не поднимет на тебя руку».
Я улыбаюсь ей. Если бы Стар хоть раз увидела, как красивы девушки-ангелы, она бы этого не говорила. Но благодаря Кассиэлю я чувствую себя хорошо подготовленной. Я даже надеюсь на то, что он будет смотреть на меня на арене. Я прячу перышко в нагрудный карман своей блузки.
– Кажется, мне пора, – говорю я, решительно вставая. Мое сердцебиение учащается, и я начинаю нервничать. Мне нельзя умирать сегодня, ведь на кону побег Стар и Тициана. Я хочу проводить их на пристань.
Стар обнимает меня, и мы еще несколько секунд не выпускаем друг друга из объятий.
– Я вернусь, – обещаю я, радуясь, что сестра никогда не видела поединков. Алессио и Тициан будут ждать меня в палатках для раненых, расставленных вокруг площади. На кухонном столе лежат щит и меч. Меч отполирован и блестит.
«Это сделал Тициан, – говорит Стар. – Он встал очень рано и достал их из шкафа».
Мой маленький брат, который уже давно не такой маленький. Несколько дней назад я показала ему, как ухаживать за мечом так, чтобы он не ржавел и не тупился. Его поступок растрогал меня до слез. Я буду невероятно по нему скучать.
Я делаю глубокий вдох, кладу руку на грудь, чувствуя громкие удары своего сердца. Я пытаюсь успокоить его, обхватываю ладонью меч и беру щит. Теперь я готова. Стар провожает меня до входной двери. Когда она закрывается, я поддаюсь своему отчаянию и ненадолго прислоняюсь к прохладной стене библиотеки. Только один день, обещаю я себе. Это должна быть моя последняя битва. Что бы мне ни пришлось делать, чтобы отправиться вслед за своими братом и сестрой, я никогда не вернусь на арену. Нужно только придумать, как отделаться от Нерона. Но об этом можно подумать и завтра.
С высоко поднятой головой я иду по площади. Люди, которые узнают меня, машут мне рукой. Те, кто меня не знает, все равно меня приветствуют, ведь несложно догадаться, что я боец. Одни смотрят на меня с завистью, другие – с жалостью в глазах. Жители Венеции толкаются у рыночных прилавков. Дети бегают вокруг них, играя в догонялки. Просто ужасно, что все здесь выглядит таким мирным и обычным, в то время как совсем неподалеку погибают люди. Я сворачиваю за угол на большую площадь, над которой будто парит новая арена, и слышу гул толпы зрителей. Уже состоялись три поединка, Нерон выступил с речью и в традициях настоящего императора выпустил на арену колесницы. Этот человек страдает манией величия. Хотя у меня и было право посмотреть на этот спектакль, я решила им пренебречь. В песке арены я буду стоять лишь для того, чтобы бороться. Правда, на рынке Меркато уже много дней не говорили о чем-то другом, кроме арены. Даже Мария решила не открывать свой прилавок сегодня: вместо этого они с Павлом пошли на трибуны.
На новой арене бойцы ожидают своей очереди не у входа, как на старой, а в проходе сбоку. Это что-то вроде тоннеля, и, пока я там стою, у меня начинает развиваться клаустрофобия. Трибуны находятся прямо надо мной, и топчущие ноги зрителей заставляют дерево дрожать. Здесь душно, и никто не останавливает меня, когда я направляюсь ко входу. Отсюда можно хорошо разглядеть поле битвы. У меня захватывает дух. Овальная арена просто гигантская. Здесь негде спрятаться и негде скрыться в отличие от собора Сан-Марко. Теперь люди сражаются под палящим солнцем, словно на блюдечке. На трибунах не осталось ни одного свободного места. Толпа ревет и вопит, когда копье ангела пронзает горло какой-то женщины. Я сразу же жалею о том, что не пошла в другую сторону, и закрываю глаза, чтобы не видеть кланяющегося ангела, уходящего с арены. Когда я снова поднимаю веки, я окидываю взглядом трибуны и ложи. Они куда больше, чем прежние: кроме того, они более открытые, и я могу спокойно разглядеть каждого ангела. Конечно, они сидят не на узких лавочках, а в креслах. Вокруг них столы с деликатесами, а по сторонам женщины, облаченные в белые платья, готовые по щелчку пальцев прибежать к ангелам, чтобы обслужить их.
Рафаэль сидит в самой большой ложе, а вокруг него расположились другие жители его небесного двора. У каждого архангела своя собственная ложа, занимающая много места на трибунах. Михаэль тоже здесь, он сидит с Нуриэлем за одним столом. Рядом с Нуриэлем Фелиция. Я не знаю, сочувствовать ли ей или поздравлять с этим достижением. Словно почувствовав мой взгляд на себе, она поворачивается и смотрит прямо на меня. Нуриэль что-то говорит, и они оба смеются, а Фелиция кладет в рот клубнику, которую прислужница только что макнула в шоколад. Я даже знаю, о чем она сейчас думает.
«Смотри сюда. Я намного умнее, чем ты. У меня есть все, чего я только хотела, а ты должна сражаться в грязном песке, чтобы не умереть от голода».
Если бы я могла, я бы показала ей язык, но нам больше не десять лет, и мы не ссоримся из-за какого-нибудь леденца или фильма, который собираемся смотреть. Люцифер сидит вместе с Семьясой и Баламом, а прекрасной Наамы нигде не видно. Архангел Уриэль не явился на арену, как и Натанаэль. Тем не менее их ложи такие же роскошные и вычурные, как и у других ангелов. Они раскрашены в цвета небесных дворов. Ложа Габриэля нефритово-зеленая, Михаэля – бриллиантово-белая, Натанаэля – кирпично-красная. Ложа Фануэля пурпурная, словно аметист, кресло Люцифера кроваво-красное. Ложа Рафаэля украшена цветами голубого топаза, а ложа Уриэля сияет черным ониксом. Трибуны, на которых сидят члены совета, не так шикарны, но тоже оснащены необходимой им роскошью. Когда я снова обращаю внимание на ложу Михаэля, мое сердце бьется сильнее: Кассиэль подходит к архангелу, параллельно наблюдая за бойцами на арене. Его взгляд ненадолго останавливается на мне, но ничего в его лице не выдает того факта, что он меня знает.
