Её лицо расплывается в сияющей улыбке, она выкидывает кулак вперёд и тянет меня за свободную руку, чтобы я сделал, как она.
– Давай «камень-ножницы-бумага»? – этот детский трюк прокатывал только в колледже, сейчас я могу сказать, что слишком стар, чтобы заниматься всей этой ерундой.
– Мы спорим о ванне или о твоём переезде? – уточняю я.
– Тест драйв, ванна. Давай, – она сжимает кулак и трясёт передо мной. – Раз, два, три.
Моя рука автоматически выкидывает открытую ладонь, когда её замирает в двух выкинутых пальцах.
– Ахах, я первая в ванну. У меня ножницы. Чик-чик-чик, – она импровизированно режет ладонь и скачет, как чокнутая, около меня. Смеюсь в который раз за день. Мне действительно здорово с ней. Я чувствую себя живым, когда она вертится рядом.
– Где мой приз? – она пританцовывает, пока я показываю ей на коридор, где она найдёт ванну.
– Вторая дверь налево.
Проскакав мимо меня вприпрыжку, она удаляется. Я всё ещё сижу в одном положении, тело будто застыло, провожу рукой по волосам, чтобы успокоить себя.
Я только что предложил девушке, которая мне нравится, жить со мной. Опускаю голову и смотрю на стакан, наполненный водой, который всё ещё в моей руке. От небольшой дрожжи вода немного плещется.
– Наши мысли подобны кругам на воде, в волнении исчезает ясность, – произношу вслух, не помню, где я слышал это выражение, но оно очень мудрое и в данный момент полностью соответствует моему настроению.
Легкие быстрые шаги извещают меня о возвращении Анны, она стоит передо мной, всё ещё в одежде.
– Я не могу помыться. Мне страшно. Закрываю дверь и начинаю думать про то страшное место, – она переступает с ноги на ногу. – Ты не мог бы…
Мои глаза округляются, не понял, что именно она предлагает. Соблазняет?
– Нет, ты не то подумал. Ты не мог бы посидеть за дверью, пока я моюсь? – она говорит это так сокровенно и искренне, я теряюсь, что ответить. Идиот, подумать, что молодая девчонка соблазняет меня.
Я вообще говорить не умею, больше думаю. Поэтому молча, встаю и иду вслед за ней. Она заходит в ванну и запирает дверь. Некоторое время я стою и слушаю шорох за дверью, она раздевается. Моё воображение рисует нежное тело девушки, громко выдыхаю. На что я подписался? Вода льётся и снова отключается.
– Дугалт? – кричит она. – Ты знаешь какую-нибудь песню?
– Знаю, а что? – кричу ей в ответ.
– Ты не мог бы спеть, ну, чтобы я слышала твой голос. Закрываю глаза, и мне становится дурно, – минута молчания. – Пожалуйста. Всего один разочек.
Упираюсь головой в дверь, девчонка сошла с ума, если думает, что я великий певец.
– Я ужасно пою, – говорю ей в своё оправдание. – Ты не сможешь это слушать. Твои уши будут кровоточить после этого. Очень долго.
Сам смеюсь над своими словами.
– Это лучше, чем думать о том месте, где я была. Прошу тебя. Разочек, – умоляет меня.
Господи, это ужасно. Но ведь именно я виновник, того, что она теперь боится находиться одна в помещении. Качаю головой в такт импровизированной музыки и притопываю ногой. Идея пришла мгновенно; одна из самых дурацких песен, которую никто не поёт со времён Патрика Суэйзи в Приведении. Беру самый паршивый аккорд в своей жизни и пою слова песни.
Я Генри восьмой Я,
Генри восьмой Я, Я,
Я женился на вдове по соседству,
Она была замужем семь раз прежде,
Если бы всё было Генри,
Она не будет иметь Вилли или Сэм.
Я её восьмой старик, я Генри,
Генри восьмой Я.
За дверью слышу её заливистый смех, она включает душ и начинает мыться.
– Громче Дугалт, я не слышу, – говорит она через смех.
Срывающимся голосом я ору слова песни, продолжая свой концерт.
Я Генри восьмой Я,
Генри восьмой Я, Я,
Я женился на вдове по соседству,
Она была замужем семь раз прежде,
Если бы всё было Генри,
Она не будет иметь Вилли или Сэм.
Я её восьмой старик, я Генри,
Генри восьмой Я.
Последние слова я ору так, что наверняка меня слышат соседи, опершись о стену, я сижу на полу. Мои глаза закрыты, чувствую, как ко мне прикасается что-то. Это Стелла, она немного в шоке. Потому что её хозяин орёт во всю глотку песни ночью. По её слегка вздыбленной шерсти можно понять, что пою я не очень.
Внезапно рядом со мной открывается дверь, я пел настолько задорно, что не заметил, как прекратилась литься вода.
– Это было ужасающе, – Анна закидает голову с мокрыми волосами назад и смеётся. – До чего паршивое пение. Но ты самый лучший, клянусь, – она наклоняется и целует меня в щеку. – Теперь мне надо одеться во что-нибудь для сна.
Покраснев, я вижу, что она одета только в одно полотенце. Быстрым шагом иду в комнату, на ходу потираю горящее место на щеке. Я буквально превратился в рохлю, меня волнует поцелуй девушки.
Роюсь на своей полке, в стопке футболок только те, которые дарила Бэт, они всё страшные и застиранные. Моё внимание привлекает ярко-жёлтая футболка, которую я купил себе в Лос-Анджелесе, тогда Бэт назвала её безвкусной и отшвырнула в сторону. Беру её и пару лёгких шорт. Они будут велики Анне, но пока это всё, что я могу предложить. По возвращению, меня ожидает неожиданная картина. Стелла трётся об ноги Анны, становится на задние лапки и мурчит.
– Я ей понравилась, да, киса? – девушка гладит животное, которое буквально падает на спину, чтобы её приласкали.
Я же наблюдаю за предательницей, которая забыла обо мне.
– Вот возьми. Размер не твой, но эти вещи ещё ни разу не надевались. Могу подарить, на случай если… – ты останешься, хотел я сказать, но промолчал, не смог выдавить эти слова из себя. Я не должен настаивать, она сама решит, как ей удобней.
Тем более, уже, как минимум, три пункта говорят о том, что её протесты не оправданы. Ведь так?
Глава 12
Моника
Прямой курс на бар был опрометчивым решением. Шататься в этом городе ночью – больше похоже на прогулки в лабиринте. Один неправильный поворот, и ты потерян в закоулках Эдинбурга. Поэтому, бесконечно оглядываясь, я спешила покинуть улицы города. А уж когда заперла дверь и завалилась на кровать, не описать словами, что я испытала.
Но утро не может быть добрым, мерзкий привкус во рту, не шевелящиеся конечности и, конечно, холодная постель. Ненавижу это состояние, когда никто не обнимет тебя и не принесёт бутылку воды. Но здесь, пусть даже самую чуточку, моя вина: я веду себя как сука. Обещаю исправиться и снова срываюсь.
