Он оставил свою беременную жену одну перед самыми родами. Я бросил свою любимую ради бывшей жены, которая осталась одна. Никто из нас не в выигрыше.
Мэттью отходит в угол напротив меня, садится на стул, локтями упирается в колени и приставляет пальцы к губам.
– Я отказался от совместных родов, – говорит он огорчённо. – Струсил.
На моем лице расплывается грустная улыбка.
– А я оставил свою девушку, в момент, когда он спрашивала, люблю ли я её. И она сейчас точно знает, что уехал к бывшей жене, так как передавала мне телефон, – ставлю локоть на подлокотник и рукой подпираю щеку. – Так что тебя, как и меня, не вспоминают сейчас хорошим словом.
Мэттью задумчиво трёт свою щетину и нервно дёргает ногой.
– Она будет в порядке. А малыш такой сильный. Я слышал его сердцебиение. Он воин, – убеждаю его, чтобы не нервничал о своей семье.
Мэттью смеётся и хитро смотрит на меня.
– Если бы ты не оказал мне услугу, клянусь, я бы устроил здесь потасовку. Ты слышал сердце моего ребёнка. Но я тебе благодарен, ты оставил всё свои дела и поехал на помощь Бэт. Это многого стоит, – вижу уважение в его глазах. – И знаешь, это не мальчик. Скорее маленькая воительница, похожая на Бэт.
Мэттью встаёт, снимает с себя пиджак, закатывает рукава и моет руки в раковине, стоящей в коридоре, затем обрабатывает руки антибактериальным гелем и идёт к палате Бэт.
– Я потом пожму тебе руку, сейчас я должен помочь моим принцессам, – заговорщически подмигивает мне и заходит в палату. Последнее, что доносится оттуда, это грозный голос Элизабет со словами: «Ненавижу тебя Купер», и весёлый смех Мэттью со словами: «Ты меня любишь».
Это говорит о том, что у них уже всё хорошо. А что до меня, так я неудачник. Сижу на стуле и жду, когда мне ответит Анна, хотя бы напишет: «Пошёл к черту». Может, надо взять пример с Мэттью и поехать домой? Тем более во мне уже не нуждаются. Решительно поднимаюсь со стула и иду быстрым шагом по коридору к выходу. Готовлю слова, которыми я буду умолять простить меня, признание и настоящее раскаяние, всё обдумываю. Но следующее практически ставит меня на колени, в дверях стоит растерянная Анна, в поиске, куда пройти, чтобы найти меня. Подхожу к ней, обнимаю, целую её лицо быстрыми поцелуями.
– Я люблю тебя! Ты моё всё. Я не знаю, сколько ещё мне придётся извиняться перед тобой, но я готов исправляться. Ради тебя, – снова целую её в губы, держу лицо в своих руках. – И я хочу ребёнка, хотя бы одного, но только с тобой.
Анна ласково проводит рукой по моей щеке и целует меня нежным поцелуем. Она пришла, и мне ничего больше не надо. Только её понимание, почему я так поступил, и любовь. Сам я готов ради неё на всё. Без ограничений!
Глава 26
Моника
Пришёл тот день, когда я просто обязана излить всё, что творится в моей душе, рассказать и покаяться. Стоя на коленях, я молилась дать мне силы, мудрости, человека, который направит меня, пастора, излечившего мою душу и очистившего мои мысли. Прощение за всё плохие поступки, решения и действия.
Не помню, когда в последний раз я молилась, приходская школа осталась в далёком прошлом, и я забыла, как обращаться к Богу. Может я делала что-то не, верно, искренние слова были сказаны от всего сердца. Но сейчас я будто стою на краю скалы и балансирую на носочках. Решаю: спрыгнуть или отступить назад. Всё чувства обострены настолько, что меня трясёт от поступков, которые я совершила и совершу. Оплаченный чек лежит на моем столе в ожидании, когда я пойду на процедуру избавления от ребёнка. Именно так, избавление. Стоит подумать о правильности этого поступка, как меня начинает тошнить. Кажется, маленькая жизнь во мне протестует, он хочет жить. Но ведь ребёнок ещё не знает, какой я человек. И что несу в себе, какую разрушительную силу.
Элизабет в больнице, отключив телефон, я стараюсь отгородиться от мысли, поехать к ней. Знаю, что она в порядке, её окружают любящие люди, она это заслужила, но не я. Проблема в том, что через час я уже должна быть на аборте в той самой больнице, где сейчас находится моя подруга.
Из рук падает кружка и разбивается, кажется, всё в этом доме против меня. Стиральная машинка сломалась, ложки падают, кружки разбиваются… Это похоже на восстание, ополчение против меня. Ограждаю себя от всего, надеваю шерстяное платье, кладу в карман чек и туго затягиваю поясок на плаще. Я должна сделать вид, что со мной всё замечательно, не показывать, насколько моё сердце истерзано.
Вспоминаю Гейба, его реакцию на то, что я ему сказала… В тот момент я готова была броситься ему на шею, но нашла в себе силы, чтобы всё было кончено. Не сказав главного, то, о чем он просто обязан знать. Принимать решение вместе с ним, почувствовать поддержку, но я этого не сделала. Кого из нас я наказала больше, не известно.
Сажусь в ожидающее меня около дома такси и еду в больницу. Дождь льёт, как из ведра, мимо просятся машины. Каждый живёт своей жизнью, всё мы балансируем на грани. И нет определённой точки соприкосновения, где нас настигнет трагедия. Не знаю, почему, но дождь с самого детства мне напоминал слезы, небо плачет, ругается грозами и посылает проклятия молниями. Это так похоже на то, что я сейчас испытываю. Как я могу стать карателем? Человеком, который решает, жить ли другому человеку, пусть он ещё не появился, но уже уверенно растёт внутри меня. Кладу руку на живот и глажу.
«Знаю, что тебе тоже страшно, как и мне» – мысленно разговариваю с ним. «Всё не справедливо, я не планировала тебя, но ты в этом не виноват. Я не уверена в своих силах, кем я могу стать для тебя. Я даже знаю, что ты мальчик, чувствую это. И ты мог бы стать таким же сильным, как твой отец, и работящим. У тебя были бы любящие бабушка и дедушка».
Вытираю нос заранее приготовленной салфеткой, за ночь я потратила не одну упаковку. Я должна прекратить разговаривать с ним, хотя бы для того, чтобы не убивать нас двоих. Чувствую себя палачом, определяя судьбу моего ребёнка.
Такси останавливается у центрально входа, и я даже не пытаюсь прикрыть голову, готова промокнуть насквозь, мне уже нечего бояться после того, как я переступлю порог больницы, ничто не остановит время. Я знаю, что пожалею потом о своём поступке, на восстановление уйдут всё силы и энергия. Но я не единственная кто делает это, ведь так?
Обхожу небольшое скопление людей около входа, девушка стоит передо мной с небольшим свёртком, будто с куклой. Счастливый отец закутывает малышку, укрывая и защищая от ветра и дождя. В руках ещё одного человека переносная люлька ярко-розового цвета, разрисованная смешными мишками. Тело застывает, когда я вижу, насколько они счастливы, ребёнок морщится во сне, как будто съел нечто отвратительное. Краем рта улыбаюсь, да, детка, мир дерьмо, и люди в нем соответственные.
Девушка улыбается мне и отдаёт шарики, привязанные к ниточке. Это действие с её стороны меня смущает, растерянно смотрю на шарики, что я должна с ними сделать?
