– А вы настоящий, мистер Купер? Мне кажется, я открою глаза, и ты исчезнешь. И я снова буду в этом мрачном доме. – Она все еще не открывает глаза.
Кусаю ее мочку ушка, и она сразу с вскриком открывает глаза.
– Дурак, – кричит она. – Я же не говорила делать это таким образом! – Толкает меня, скорей в шутку, я, как всегда, удерживаю ее и тяну к выходу. На ходу бросаю деньги за выпивку.
В обнимку мы выходим из зала и идем по направлению к номерам. Бэт все время улыбается, но я понимаю, что, в лучшем случае, она должна выговориться. Тяну ее в свой номер, хочу показать ей сюрприз, который приятно ее удивит.
Включаю везде свет, она проходит и медленно оглядывает все. Меньше всего я жду, что она начнет говорить обо всем, что произошло.
– Это странно, я была уже в этом городе, и каждый раз он такой чужой и отталкивающий, до того момента, как снова появился ты. – Поворачивается ко мне и продолжает идти, рисуя медленно пальцем круги на мебели. – Но чужим оказался не только город, даже моя жизнь. Будто я жила чужой, не своей. Ведь не я должна была оказаться на месте его жены.
Сажусь в кресло и приглашаю ее присесть, но не перебиваю. Я хочу, чтобы она раскрылась передо мной, понять ее боль, услышать.
– Она любила его все это время. Не так, как я, не по-дружески. Она любит его всем сердцем. Для чего она это сделала? Думала, что он поймет, что одурачил себя? – Отчаянно смеется. – Так они оба одурачили меня! – Вскидывает руки в воздух.
Я хочу ее поддержать, сказать что-то, но здесь все выглядит слишком мудрено и запутано. Бэт ходит из стороны в сторону и держится за голову. Не могу понять, она смеется или плачет.
– Присядь, пожалуйста, ко мне на колени и расскажи нормально, что произошло, – прошу и встаю, чтобы подвести к себе.
Хотя, зная Элизабет, это, как минимум, опасно, но я отчаянный. Она вскидывает голову и смотрит на меня безумным взглядом, медленно, как хищник, идет ко мне, беру ее за руки и усаживаю вместе с собой в кресло.
– А теперь ты не могла бы спокойно все рассказать? – спрашиваю ее, при этом моя рука медленно гладит ее по голове и спине. Стоит изменить темп движений, она сорвется и тогда можно тушить свет. Уже точно ничего не поможет. Меня это не устраивает. Чувствую, как ее тело расслабляется, она тянется через меня и берет салфетку со столика, вытирает глаза и громко выдыхает. Ну, теперь она готова.
– По словам Моники, Дугалт думает, что именно я виновата в том, что его мама умерла. Все из-за того, что я капризничала и требовала внимание к себе. Но это неправда! – восклицает она. – Я никогда не держала его рядом с собой. Кроме того, я, наоборот, поощряла его поездки к матери, так как меня она не переваривала, я искренне старалась наладить контакт первый год.
И я верю; сложно представить, что столь независимый человек с таким прошлым станет удерживать насильно или желать смерти матери мужа. Беру прядь ее волос и распрямляю кудри.
– Все это наглая ложь! Сейчас всех собак на меня вешают! Потому что Моника все еще любит его. Не знаю, чем она руководствовалась, когда захотела тогда с ним расстаться. Но, поверь, я никогда за ним не бегала. Это был обычный секс с девственницей, и он почувствовал себя конкистадором, завоевал территорию и наметил женитьбу. – Ее голос повышен на пару октав, и я прижимаю палец к ее губам.
– Немного тише, ты же не хочешь, чтобы все услышали, – говорю ей. – Я понял, почему вы поженились. Не могу понять, что все они от тебя сейчас хотят. Ты приехала, тебя обвинили…
– Нет, только Моника. А Дуг просит шанс, говорил цитатами из книги «Маленький принц», пытался обнять. – Я напрягаюсь под ней. Одно дело слушать, о чем они разговаривали, и о прошлой жизни, но совсем другое, когда она говорит, что ее обнимал муж.
– Ты рассказала ему о нас? – осторожно спрашиваю.
– Нет! Как я могла, он сейчас хоронит мать, я ему сказала, что не собираюсь менять своего решения, и вот так сверху вбить гвоздь? Я садистка, по-твоему? – кричит она.
Откидываюсь в кресле и рассматриваю ее раскрасневшееся от гнева и возмущения лицо. И все-таки, даже когда она ведет себя, как капризная принцесса или маленький ребенок – очаровательна. В любом из своих обличий она все та же сильная Элизабет – шумная и упрямая, именно такая, какой я ее люблю.
– Что ты смотришь так на меня? Я ужасная, да? Ты тоже считаешь меня капризной? Требующей к себе внимания? Я просто не могу понять, как это случилось со мной? – уже спокойней спрашивает она.
– Бэт, ты такая и есть, но в этом твоё очарование. Помимо всего прочего, ты сильная и упертая. Я не собираюсь тебя критиковать или обвинять. Но мне кажется, вы все карты перепутали. Ты стала камнем преткновения между ними, он растерялся и, естественно, был впечатлён твоей харизмой. Но дотянул ли он до твоего защитника? Твоя ошибка только в том, что ты захотела немного поддержки. – Убираю ее пальцы от ногтей, с которых она нервно сдирает лак. – Чего тебе не хватало в отношениях?
Она молчит, ее нижняя губа немного оттопырена, она усиленно думает или уже надулась на то, что я ей сказал. Удерживаю ее пальцы и рассматриваю след на ее руке от кольца, он выделяется белой полоской, как бы напоминая о том, что она все еще не моя.
– Мы на разных планетах, я марс – воинственно настроенный и вечно пылающий. Он Венера – чуткий романтик, учтивый и спокойный. Всего не хватало. Он все делал так, будто меня нет, лишь бы мне угодить, но при этом не спрашивал моего мнения. Думаю, мы забили на брак еще в первый год, – угрюмо говорит она.
– И почему тянули? – Я не понимаю их принципов, если люди чувствуют, что это не для них, они просто расходятся.
– Потому что работали, никто нам не пихал в горло богатства, мы не виделись толком, только ужин и все. Мэттью, мы толком не разговаривали, не о чем. – Она поворачивается ко мне, и я вижу отчаянье. – Мы оба виноваты. Но первоначальная причина в том, что мы просто разные. Я это понимаю, но не он.
Она встает и поправляет на себе вещи, шепчет что-то похожее на «извини за это» и уходит в душ. Я остаюсь в той же позе, сидящим на кресле. Я запутался, она сейчас принимает какие-то решения или просто высказалась?
Допустим, я стал жилеткой, но не превращаюсь ли я автоматически в того же Дугалта? Бэт сейчас чувствует себя потерянной, и вот он я на горизонте, она делится со мной, разбирается в своих проблемах, и к чему все это приведет?
Я испытываю львиную долю усталости с этими движениями, мне необходимо хорошенько выспаться. Самое главное, не лезть в их разборки, по крайней мере, пока. Там уже будет видно, что да как, я не прочь набить морду придурку, если он не поймет. И опять же, кто я такой? Кто я для нее? В данный момент у меня самая паршивая роль в этом спектакле. «Любовник» – то, чего я обходил всю свою сознательную жизнь, избегал всеми возможными путями, то я и получил.
Молодчина, Мэтт, так держать. Герой-любовник, Санчо-Панчо нашего времени. Идиот попросту.
