– Мама Трентона болеет? – Хоук резко нажимает на кнопку вейпа, затем ещё раз, но зарядка видимо закончилась, поэтому кидает его мне в ноги.
– Умерла, – отвечает грубым голосом.
– Прости, я не знала, – тут же отдёргиваю себя.
– Ты знаешь и без меня, что она кололась. Никакой тяжёлой болезни не было, передозировка, и она сдохла. – резко бьёт по рулю, я вздрагиваю. – Эта сука искала героин как еб*нная тварь, отравляла не рождённого ребёнка, и теперь он там, совсем один. И я, бл*дь, ничего не могу сделать.
Рукой провожу по шее, дёргаю длинные локоны хвоста, пытаясь унять свой болтливый рот, мне неудобно, что я задела его чувства и услышала то, к чему не имею никакого отношения. Машина останавливается у ворот, он нажимает кнопку на домофоне и заезжает в тёмный двор.
Я жду, пока Хоук припаркует машину в гараже, так как не умею пользоваться их сигнализацией, чтобы не встряхнуть весь дом. Но кажется, ему откровенно плевать на спящих здесь людей. Как только мы заходим в холл, раздаётся бешеный звон сигнализации, он начинает включать везде свет и громко передвигаться по первому этажу. Скидывает с себя пиджак, который цепляется за маленькую фарфоровую вазу. Я подскакиваю, чтобы спасти её, но слишком поздно. Она падает на пол, издаёт грохот и разбивается. Звуки сигнализации прекращаются, в доме наступает адская тишина. Прикрываю глаза и замираю на месте, мужчина смотрит на меня. Он кажется абсолютно невменяемым.
– Ты сейчас сядешь рядом со мной и расскажешь, что именно у них здесь произошло. И мы вместе, ты слышишь? ВМЕСТЕ подумаем, почему все это происходит, – я тут же согласно киваю, начинаю собирать осколки, лежащие на полу, чтобы никто впоследствии не поранился. – Оставь, – он коротко прикасается к моей руке и тут же указывает на кухню. – Все просыпаемся, – орёт он во всю глотку, – Живей, поднимайте свои задницы с кроватей, пока я не разнёс этот дом.
На ходу сбивает ещё несколько ваз, я успеваю отпрыгнуть в сторону, едва закрыв при этом уши от шума. Поднимаю глаза на лестничную площадку и вижу столпившихся людей, все ещё одетых в ночные сорочки. Тем временем из кухни доносится лязги и грохот, я спешу туда. Все, что было на полках, валяется на полу, столовые приборы, ножи, разбитый домашний фарфор.
– Прекращай, – перекрикиваю шум, когда разъярённый мужчина дёргает ножку стола, обхватываю его руку и приподнимаюсь на носочках так, чтобы быть с ним лицом к лицу. – Хоук, перестань, все наладится.
Его мокрые от пота волосы, бледное осунувшееся лицо с жуткими синяками под глазами представляет собой маску. Он тяжело дышит, заглядывает мне в глаза, становлюсь перед ним, обхватываю плечи и прижимаю к себе. Лёгкая дрожь в его теле, он опирается на меня, кладёт свою голову мне на плечо и замирает. Я чувствую волнение и нежность к этому человеку, тяжело разобраться в себе, но именно ему сейчас нужна моя поддержка. Поглаживаю его спину, упираюсь лицом во влажную футболку и вбираю в себя всю его боль.
– Я хочу, чтобы он жил, – с дрожью в голосе произносит он, – У меня нет никого дороже его. Мы как две одинокие души, брошенные на произвол судьбы. А она сука с нами не церемонится, старается уничтожить. Но мой сын обязан превозмочь все хитросплетения, обойти стороной боль и немощность.
– Все именно так и будет. Ему нужен ты рядом. Сейчас давай спокойно обсудим все со служащими, уверена, разберёмся во всем. Только, пожалуйста, успокойся, – я все ещё нежно глажу теперь уже его затылок, отодвигаюсь от него, когда слышу звук шагов за моей спиной. Мы цепляемся взглядами, я нехотя отхожу от него. Хоук тут же берет меня за руку, своими тёплыми пальцами удерживает рядом с собой.
– Доброй ночи всем, – спокойно произношу я.
– Доброй ночи, – одна из нянь в панике озирается, им в новинку подобное поведение своего работодателя. Единственный, кто привычно проходит за метлой и даже никак не реагирует – это повар, её плотно стиснутые губы говорят о раздражении.
Хоук усаживает меня на один из стульев, предварительно ногой расчистив путь до стола, затем садится рядом, опускает низко голову и перебирает мои пальцы, рассматривая их.
– Сейчас нам надо расставить все по местам, вспомнить хронологию событий. Может мы на что-то не обратили внимание, – выразительно смотрю на повара, которая тут же убирает метлу и становится рядом со всеми. – Я взяла Трентона перед сном, покормила и ушла в свою комнату. После этого в комнате находилась одна из нянь, кто именно?
– Я была там, мисс, – вперёд выходит девушка в длинном халате, приглаживает растрёпанные волосы, – Все было хорошо. Я поменяла памперс, закрыла шторы, как это делает мистер Карпентер, ребёнок дышал хорошо. Потом была Девон, когда случился этот приступ.
Женщина постарше делает шаг вперёд, растерянно ищет поддержки у меня, но мне сейчас не до этого. Захват на моей руке усиливается, и я понимаю, что Хоук не просто бесцельно исследует меня, его вулкан готов вот-вот рвануть. Он намеренно ищет виноватого. Поэтому я сжимаю его руку и успокоительно поглаживаю второй.
– Это случается неожиданно, я просто подошла к нему, перевернула на бок. Кажется, что он закидывает всегда голову вверх, а боюсь, что западёт язык, – я прищуриваю глаза, – Я ничего не делала, просто перевернула его. К тому же из практики скажу вам, что если так не делать, головка ребёнка будет скошена, череп закостенеет.
– Что за бред ты несёшь, – взрывается Хоук, – Какая нахер разница, какой формы его голова? Я, мать твою, вижу, что у тебя она в форме яйца, и о чем мне это должно говорить?
– Секунду, – останавливаю я его, – А вы, мисс, – смотрю на вторую няню помоложе, все не могу запомнить её имени, – Вы переворачивали его на бок?
– Нет, мне кажется, ему комфортно спать на спине и животе, – женщина рядом с ней встревожено переглядывается с поваром, они вероятно родственницы, есть определенное сходство. Я не хочу думать о плохом, но возможно есть какая-то ненависть или месть…
– Подождите, Девон, прошлый приступ случился с малышом, когда с ним были вы? – вытаскиваю телефон и набираю сообщение Одри, она должна быть на смене.
– Именно так. Но не делала ему ничего плохого! Я люблю этого ребёнка! – Хоук смотрит на буквы, которые я набираю в телефоне, поворачивает ко мне голову, приподняв брови, наконец, я вижу нормальный адекватный взгляд.
– Я не спорю, просто все это странно. Вы так же переворачивали его в прошлый раз? – она кивает, я тут же встаю и направляюсь к двери, останавливаюсь в коридоре и слушаю гудки в телефоне. Если Роджер Хоффман ещё там, будет очень удобно сделать все сразу, чтобы лишний раз не пичкать ребёнка наркозом.
– Эмерсон, что-то ещё произошло? – отзывается усталый голос заведующего. – С ребёнком все хорошо, только что вышел от него, пора убирать катетеры с успокоительным.
– Подождите, сделайте ему магнитно-резонансную томографию гортани и горла, – говорю я с волнением в голосе, – Ларингоскопия, которую не стали делать, уже ничем не поможет. Надо углублённо посмотреть. И, мистер Хоффман, внезапная детская смерть – это не про этого ребёнка.
