Кевин снова проверил коммуникатор. Новых сообщений из Хьюстона не поступало. Астронавты не сомневались, что о них сейчас напряженно думают тысячи людей в Центре. Пытаются сделать все, что в человеческих силах. Но, очевидно, этого недостаточно… Интересно, кислород в чьем скафандре закончится первым? Для двух оставшихся наблюдать за агонией коллеги будет тяжело.
В Хабе в этот момент Дэвид и Ли, конечно, тоже не спали, тяжело переживая. Если бы они могли, они бы ежеминутно выходили на связь с коллегами, чтобы их подбодрить. Но драгоценный запас фотонов в их коммуникаторах был строго ограничен, тратить его понапрасну нельзя.
Ночь в Долине Маринера выдалась особенно тревожной, беспокойной. После некоторого затишья порывы ветра с песком и странная зудящая вибрация корпуса Хаба возобновились. Около трех ночи неожиданно поступил сигнал тревоги с «Ориона». Ли настроил внешнюю камеру. Громада их космического корабля, стоявшего вертикально на пологом участке примерно в полукилометре от Хаба, ночью освещалась снизу доверху. Днем Ли дистанционно, из Хаба, каждые сутки проводил тщательную проверку показаний приборов «Ориона». Однажды, во время особенно сильной ночной бури, наутро приборы показали вибрацию его корпуса, продолжавшуюся несколько минут, но не опасную. Больше никаких проблем с кораблем не возникало. Однако теперь его внешняя подсветка почему-то отключилась. С наружной камеры разглядеть корабль было практически невозможно, стояла полная темнота (у Марса нет такого крупного спутника, как Луна, отражающего ночью свет Солнца). А звездный небосвод, обычно более яркий, чем на Земле, из-за отсутствия атмосферы заволокли тучи песка. Только включив установленный над Хабом ночной прожектор, они смогли снова разглядеть очертания корпуса «Ориона».
– Капитан, я должен разобраться в причинах неисправности. Возможно, этот проклятый мелкий песок блокировал какие-то контакты. Приборы показывают, что внутри корабля никаких изменений нет. Правда, чтобы проверить двигатель, нам надо было бы его запустить. Мы можем это сделать только после разрешения Центра.
– Не паникуй. Уверен, что с двигателем все в порядке. Подсветку проверить необходимо. Сделаем это утром. Мы также не знаем, каков план миссии в случае гибели наших ребят. Да, давай дождемся утра.
– Что значит в случае гибели? Они уже фактически мертвы, Дэвид. Это вопрос часов или минут. Проклятье. Я бы прямо сейчас пешком ринулся к ним на выручку. Но это невозможно.
Ли еще несколько минут наблюдал за картинкой с внешней камеры. Роджерс успел за это время передать отчет о неполадке с освещением корабля на Землю.
От мрачных размышлений его отвлек крик Ли. Тот указывал пальцем на картинку на мониторе. И там действительно происходило нечто невероятное.
Вдоль всего корпуса «Ориона», сверху донизу, проходили тонкие цветовые вспышки, похожие на разряды молний. Яркая, ослепительная зеленая полоса, немного искривленная, протянулась от сопл двигателя у поверхности до самой верхушки носа громадного корабля. Вспышка длилась пару секунд, погасла, затем сверкнула примерно такая же тонкая красная полоса, за ней – синяя, потом – почти белая и снова зеленая. «Орион» несколько минут находился словно внутри гигантской невидимой катушки Теслы. Вспышки молний на его поверхности были столь яркими, что в их свете получалось разглядеть самые мелкие детали конструкции корпуса. Все это «шоу», скорее похожее на настоящее светопреставление, было беззвучным. Когда оно закончилось столь же внезапно, как и началось, корпус «Ориона» стал снова слегка поблескивать в свете прожектора.
Роджерс тяжело дышал. Ли сидел, схватившись за голову. Возможно, единственный аппарат, на котором они могли вернуться на Землю, был только что как минимум сильно поврежден. Хотя внешне, на картинке камеры, «Орион-5» теперь выглядел как обычно. Приборы зафиксировали высокий всплеск электрического напряжения в оболочке корабля и ее нагрев на несколько десятков градусов. Ни то, ни другое целостности корабля не угрожало.
Ли попросил разрешение немедленно осмотреть корабль. Капитан лишь напомнил ему, что скафандры рассчитаны на температуру не ниже минус ста двадцати градусов Цельсия, а сейчас, ночью, на поверхности Марса было минус сто сорок. Кроме того, ночные выходы из Хаба были строго запрещены инструкцией. Однако ситуация выходила из-под контроля, и Дэвид дал «добро».
Выйдя из шлюза, Ли пару минут просто стоял, вглядываясь в совершенную тьму, накрывшую каньон этой ночью, прорезанную довольно слабым лучом прожектора. Ли стал первым человеком в истории, ступившим на Марс ночью, но он, конечно, даже не подумал об этом. Скафандр полностью изолировал находящегося в нем астронавта от воздействий внешней среды, включая холод, благодаря автономному подогреву. Китаец сделал первый шаг по уже вроде бы хорошо знакомой, протоптанной астронавтами гравиевой тропинке, но тут же едва не упал. Грунт, бывший вязким и рассыпчатым при нулевой температуре днем, сейчас превратился в невероятно скользкий каток. Даже специальный рельеф подошв ботинок с короткими шипами по бокам едва обеспечивал контакт ног с почвой. Через десять долгих, мучительных минут, примерно на середине пути к «Ориону», он ощутил, как поверхность скафандра буквально окаменела, полностью сковывая все его движения. Холода внутри он пока не чувствовал, но ноги едва сгибались при ходьбе, пошевелить пальцами в массивных перчатках стало невозможно. Внезапно холодная острая вспышка пронзила его голову. Он потерял равновесие и упал. Как только в голове прояснилось, мозг словно пронзила насквозь еще одна невидимая ледяная игла. Он понимал, что в таком смерзшемся, негнущемся скафандре теперь никак не сможет встать без посторонней помощи. В то же время ему почему-то казалось, что лежать на грунте безопаснее. В таком положении его голова словно была лучше защищена от странных ледяных уколов. Постепенно боль сменилась ощущением теплого, уютного покоя. Но его сознание в то же время словно мягко уплывало куда-то вдаль. Последнее, что он запомнил, – как несколько раз прокричал в микрофон сигнал о помощи. В ответ раздались лишь неясные звуковые помехи, после чего связь с Роджерсом в Хабе окончательно оборвалась.
В «Центурионе» в этот момент тоже стояла тишина.
– Ресурсов скафандров осталось максимум на два часа. Мы не можем просто так сидеть и ничего не делать. Парни, ну скажите же что-нибудь.
Аарон уже словно находился в легком полусне.
– Я вспомнил концовку оперы «Аида». Там главная героиня спустилась к ее приговоренному любимому, чтобы умереть вместе с ним вдвоем в подземном склепе. Помню, как я еще подростком смотрел эту оперу с родителями на прекрасной древнеримской арене в Италии, в Вероне. Когда мы выходили из амфитеатра, я пытался представить себе, каково это – медленно умирать от недостатка воздуха под землей. Если бы я тогда знал, что меня самого ждет такой же конец…
С Земли приходили только запросы о самочувствии астронавтов. Похоже, путей спасения не было.
Елена приподнялась со своего сиденья.
– Я не хочу умирать сложа руки. Предлагаю, пока у нас не закончился воздух, хотя бы выйти на разведку этой пещеры. Не уверена, что наши тела когда-нибудь найдут. Для этого надо было бы послать на Марс с Земли специальную новую экспедицию. Но если мы что-нибудь необычное обнаружим, то сможем еще успеть передать об этом сообщение на Землю.
