Продвигаться дальше, к пещере, теперь можно было только по навигационным приборам. Блеклое марсианское небо полностью заволокла неподвижная пылевая завеса. По всему корпусу «Центуриона» одна за другой проходили мощные волны зудящих вибраций. Чем-то это напоминало звуки, которые они слышали в особенно ветреные ночи в Хабе. Но сейчас эти волны были гораздо сильнее. Внезапно пылевую завесу разрезал мощный, совсем близкий, синеватый и почти горизонтальный разряд молнии. Даже через подавляющие звуки толстые стены и стекла вездехода они услышали мощный грохот. Часть датчиков на приборной панели на мгновение показала максимальные значения, вероятно, под воздействием мощного внешнего магнитного поля, но все они быстро пришли в норму. Откуда в предельно разреженной марсианской атмосфере взялась молния, ученые вряд ли бы объяснили, но сейчас подобные загадки волновали астронавтов меньше всего.
Кевин попробовал связаться с Роджерсом для получения указаний относительно их действий в опасной, резко изменившейся обстановке. Пещера была уже почти рядом, минутах в пятнадцати езды. В условиях ясной погоды они бы уже могли визуально рассмотреть на расстоянии нескольких километров характерный выступ скалы перед пещерой. Но сейчас, в сплошном облаке пыли, видимость составляла не больше, чем метров двадцать прямо по курсу. Радиочастота Хаба не отвечала. Сигнал проходил туда, но ответа на него из командного пункта не было.
Елена чувствовала на губах вкус непонятно откуда взявшейся в салоне кисловатой пыли. Возможно, внешний воздушный фильтр от удара молнии вышел из строя. Благодаря генератору кислорода в герметичной кабине, небольшое запыление через сломанный фильтр не угрожало системе жизнеобеспечения вездехода. И все же это значило, что «Центурион» уже не представлял собой неуязвимую к внешним воздействиям движущуюся крепость.
Интуитивно Елена вдруг поняла, что в ближайшие минуты произойдет что-то особенное, представляющее большую опасность. Она отлично знала это ощущение. Внезапное, ниоткуда взявшееся запредельное нервное напряжение всего тела. По крайней мере дважды оно спасло ей жизнь перед авариями при испытаниях истребителей. И сейчас этот страшный внутренний спазм снова сделал всю ее хорошо натренированную нервную систему натянутой как струна.
Внезапно часть пылевой завесы над ними рассеялась, и показался кусок чистого, почти ясного синеватого неба. Через мгновение в образовавшееся «окно» они с ужасом совершенно отчетливо увидели два небольших круглых ярко светящихся объекта, зависших метрах в ста над ними. Сначала объекты были неподвижны, но затем резко разлетелись в стороны. Еще через миг два тонких световых луча одновременно были выпущены ими в крышу «Центуриона». Елена зажмурилась. С вездеходом ничего не произошло: двигатель продолжал работать, все датчики остались в норме. Но зато она сама почувствовала страшную, обжигающую головную боль – похожую на тот удар, который они с Аароном недавно пережили в пещере, но даже более сильный. Она почувствовала, что теряет сознание. Пробыла секунд двадцать в нокдауне, затем ощущения потихоньку стали возвращаться. В первый момент ее уши оказались полностью заложены, как при контузии от взрыва бомбы, и она даже не слышала мощный звук двигателя вездехода. Но затем далекие, приглушенные, словно под водой, звуки начали понемногу возвращаться. Она посмотрела на Кевина. Опустив голову, глядя себе в колени, он тряс головой, словно боксер, пропустивший сильный удар, но при этом по инерции не выпуская штурвала из рук. По середине его лба проходила тонкая, чуть изрезанная красная полоска с капельками крови на переносице. Елена не знала, появилась ли такая же отметина и на ее лбу, но в тот миг ее это не волновало, и она даже не посмотрела на себя в зеркало. Каким-то чудом (благодаря относительно ровному здесь рельефу почвы) вездеход как ни в чем не бывало продолжал медленно, но верно продвигаться вперед. Кусок чистого неба над ветровым стеклом стал значительно больше. Но радоваться этому не стоило. Вскоре в поле видимости, как будто ниоткуда, из пустоты, теперь появилась уже целая стройная батарея из семи или восьми таких же низких светящихся объектов. Как и в предыдущий раз, перед тем как атаковать «Центурион», они неподвижно зависли в воздухе.
– Нам надо решаться! Кевин, мы не можем этого сделать! Все погибнут! И они, и мы!!!
Он резко нажал на тормоз. Выдержать еще один, но куда более мощный, массированный удар их мозги, кажется, не имели ни единого шанса. «Центурион» застрял совсем близко, всего в каком-то километре от цели. Но, кажется, добраться до нее теперь было невозможно.
Примерно за час до этого в Хабе начали происходить не менее странные, необъяснимые события. Все началось со все той же зловещей, всепроникающей вибрации стен марсианской базы, особенно тревожной при полном отсутствии ветра и ясной погоде. Затем внезапно последовали мощные подземные толчки. Грунт вокруг фундамента Хаба начал осыпаться. В стеклах надстройки, на верхнем этаже, стали одна за другой появляться мелкие внешние трещины. Роджерс и Ли надели скафандры. Толчки происходили с короткими, но рваными интервалами. Стихия могла ненадолго затихнуть, а затем подряд следовали несколько подземных толчков, почти сбивавших астронавтов с ног, и приводивших всю конструкцию Хаба во все более опасное, неустойчивое положение. В одну из пауз Роджерс всмотрелся в картинки с внешних камер. Уверенно судить в такой суматохе было трудно, но казалось, что ситуация на поверхности спокойна. По крайней мере, на хорошо различимую на экране вертикальную громадину «Ориона» мощные подземные толчки, к счастью, не воздействовали. Вместе с Ли они с большим трудом надели скафандр на все еще почти беспомощного Аарона. В такой обстановке они не могли вытащить его наверх из лишившегося освещения и теперь совершенно темного, зловещего, то и дело сотрясавшегося нижнего, спального яруса Хаба. Но в скафандре израильтянин имел гораздо больше шансов выжить. Роджерс принял решение покинуть Хаб. К счастью, шлюзовая камера не была повреждена, и вместе с Ли они без проблем вышли на поверхность. Их удивлению снова не было предела. Они были уверены, что находятся в эпицентре землетрясения, но марсианская поверхность вокруг была спокойной. Сотрясался только Хаб – так, словно неведомая, но весьма точно управляемая сила, отзывающаяся глухими ударами, раз за разом сознательно пыталась разрушить базу землян снизу, из недр почвы. Как раз тогда Кевин по радиосвязи пытался вызвать Хаб, но на командном пункте никого не было, а переговорное устройство в скафандре капитана не настроено на частоту «Центуриона».
Тем временем, остановив вездеход, Елена и Кевин тоже надели скафандры. Она попросила сбросить давление, чтобы выйти наружу.
– Доверься мне. Мне кажется, теперь я точно знаю, что надо делать. Кроме того, я умею обращаться с термоядерными зарядами. В России всех летчиков-испытателей специально обучают этому.
В их маленьком отряде Кевин был старшим по званию, но ничего не ответил. Нажатием кнопки после сброса давления он поднял дверь кабины.
Оказавшись снаружи, Елена подняла голову, чтобы взглянуть на небо и рассмотреть объекты, похожие на огни, висящие прямо в воздухе. Затем, сама не вполне понимая зачем, внезапно встала на колени и быстро прочла про себя свою самую сокровенную молитву, обращенную к Богородице. Какое-то время она пробыла в позе, которую во всем животном мире Земли расценивают как позу покорности. Она понятия не имела, понимают ли эти объекты и те, кто ими управляет, что таким жестом она пыталась попросить прощения у хозяев планеты за проявленную землянами агрессию. Встав снова на ноги, Елена почувствовала непомерное облегчение. Даже головная боль, кажется, теперь полностью прошла. Она широко улыбнулась. Ей было абсолютно все равно, умрет она или нет. Сейчас для нее важно было лишь одно. Взрыва не будет. Взрыва не будет.
