И все же.
С тех самых пор, как я принял сан и попросил Бога помочь мне возместить то, что я совершил с одним человеком, тем, что смогу сделать для других, я был уверен, что однажды это случится. Я лицом к лицу столкнусь с Шэем Борном.
Узнает ли он меня?
Узнаю ли его я?
Затаив дыхание, я прошел через металлоискатель, словно мне было что скрывать. Наверное, было, но мои тайны не включили бы эти сигналы тревоги. Я принялся вставлять ремень в шлевки на брюках, завязал шнурки на кроссовках. Руки у меня все еще дрожали.
– Отец Майкл?
Подняв взгляд, я увидел другого офицера.
– Вас ожидает начальник тюрьмы Койн, – сказал он.
– Хорошо.
Вслед за ним я пошел по унылым серым коридорам. Когда мы проходили мимо заключенных, офицер поворачивался кругом, становясь между нами, как своего рода щит.
Меня привели в административный корпус с окнами на внутренний двор тюрьмы. Заключенные семенили гуськом от одного здания к другому. Позади них виднелось двойное ограждение с колючей проволокой поверху.
– Отец, – коренастый седой мужчина пожал мне руку с гримасой, видимо изображающей улыбку, – я начальник тюрьмы Койн. Рад познакомиться.
Он отвел меня в свой кабинет, на удивление современное просторное помещение. Но там стоял не письменный, а длинный стальной стол, почти пустой, с разбросанными по нему папками и бумагами. Едва усевшись, Койн развернул пластинку жвачки.
– «Никоретте», – объяснил он. – Жена заставляет меня бросить курить, и, признаюсь, я бы лучше отдал на отсечение левую руку. – Он открыл папку с номером на корешке; здесь Шэя Борна лишили также и его имени. – Я очень признателен вам, что пришли. Нам сейчас не хватает капелланов.
При тюрьме состоял один штатный капеллан, епископальный священник, недавно улетевший в Австралию к умирающему отцу. А это означало, что если бы заключенный пожелал поговорить с духовником, то позвали бы кого-нибудь из местных.
– Рад помочь, – солгал я, мысленно наметив молитву, которую позже прочту в качестве покаяния.
Он пододвинул ко мне папку:
– Шэй Борн. Вы его знаете?
Я замялся:
– Кто ж его не знает?
– Угу, освещение событий хреновое, простите мой французский. Не стоило привлекать к нам столько внимания. Резюме таково, что данный заключенный хочет пожертвовать свои органы после экзекуции.
– Католики одобряют пожертвование органов, если у пациента наступила смерть мозга и он не может дышать самостоятельно, – сказал я.
Очевидно, ответ был неправильным. Нахмурившись, Койн взял со стола салфетку и выплюнул в нее жвачку.
– Угу, отлично, я понял. Это в теории. Но реальная ситуация такова, что этому парню осталось совсем немного. Он совершил двойное убийство. Думаете, в нем вдруг пробудилось человеколюбие? Или более вероятно, что он пытается вызвать общественное сочувствие и отменить эту казнь?
– Может быть, он просто хочет, чтобы из его смерти вышло что-нибудь хорошее?
– Смертельная инъекция имеет целью остановить сердце заключенного, – без выражения произнес Койн.
В этом году я помог одной прихожанке, которая приняла решение пожертвовать органы своего сына после аварии на мотоцикле, когда у него наступила смерть мозга. Как объяснил врач, смерть мозга отличается от коронарной смерти. Ее сын безвозвратно ушел – он не мог поправиться, как иногда люди в коме, – но благодаря аппарату искусственного дыхания его сердце продолжало биться. В случае коронарной смерти органы непригодны для трансплантации.
Я откинулся на стуле:
– Начальник Койн, у меня было впечатление, что заключенный Борн попросил себе духовного наставника…
– Так и есть. И мы бы хотели, чтобы вы отговорили его от этой безумной идеи, – вздохнул тюремщик. – Послушайте, я понимаю, как это должно звучать для вас. Но штат намерен казнить Борна. Это факт. Либо из этого получится спектакль, либо все будет сделано достойно. – Он пристально посмотрел на меня. – Я понятно объяснил, что от вас требуется?
– Абсолютно, – тихо произнес я.
Однажды я согласился, чтобы меня направляли другие, поскольку полагал, что они знают больше. Для того чтобы убедить меня, что отплатить смертью за смерть справедливо, Джим, другой присяжный, привел выражение «око за око» из Нагорной проповеди Иисуса. Но теперь я понимал, что на самом деле Иисус говорил противоположное, критикуя тех, кто допускает, чтобы наказание отягчало преступление.
Я никоим образом не собирался позволить начальнику тюрьмы Койну учить меня, как наставлять Шэя Борна.
В этот момент я понял: если Борн меня не узнает, я не стану говорить ему, что мы раньше встречались. И дело было не в моем спасении, а в его. Даже если я когда-то помог загубить его жизнь, то теперь – на правах священника – моей задачей было поддержать его.
– Мне бы хотелось увидеться с мистером Борном, – сказал я.
– Я так и предполагал, – кивнул тюремщик.
Поднявшись, он повел меня назад через административный корпус. Повернув, мы подошли к пункту контроля с двойными зарешеченными дверями. Начальник взмахнул рукой, и находящийся внутри офицер отпер первую стальную дверь – она открылась, издав жуткий металлический лязг. Мы шагнули в тамбур, и та же дверь автоматически закрылась.
Так вот каково это – чувствовать себя взаперти.
Я уже начал немного паниковать, когда внутренняя дверь со скрежетом открылась и мы двинулись вдоль очередного коридора.
– Вы никогда здесь не были? – спросил начальник тюрьмы.
– Нет.
– Привыкнете.
Я окинул взглядом шлакоблочные стены, ржавые помосты и усмехнулся:
– Сомневаюсь.
Мы вошли в дверь с надписью: «ЯРУС I».
– Здесь содержатся самые отъявленные преступники, – сказал Койн. – Не ручаюсь за их хорошее поведение.
В центре служебного помещения находился пульт управления. Молодой офицер сидел перед телемонитором, на экранах которого появлялись панорамные изображения внутренней части галереи. Стояла тишина, или, быть может, дверь была звуконепроницаемой. Я подошел к ней и, приоткрыв, осмотрел ярус. Ближайшей ко мне была пустая душевая, за ней находились восемь камер. Я не видел лица мужчин и не знал, который из них Шэй.
– Это отец Майкл, – сказал начальник тюрьмы. – Он пришел поговорить с заключенным Борном.
Койн вручил мне бронежилет и защитные очки, словно я собирался на войну, а не в камеру смертника.
– Нельзя входить туда без надлежащего снаряжения, – предупредил он.
– Входить?
– Где, по-вашему, отец, вы встретитесь с Борном? В кафе «Старбакс»?
