И Маргарита вцепилась в него, как коршун в цыпленка:
– Откуда это у тебя?
– Ну, купила случайно в какой-то лавочке, – ответила я пренебрежительно.
– Случайно? – Маргарита держала гребешок скрюченными пальцами, глаза ее горели, как два угля в потухающем костре. – Не может быть… да нет, точно, это он…
Ну, не зря же говорят – старики, как дети, надо же, как она повелась на этот детский копеечный гребешок! Трясется над ним, как над настоящей драгоценностью!
Нет, у бабули точно маразм начинается, в детство она впадает потихоньку. Вообще-то, она здорово сдала: волосы нечесаные, макияж наложен кое-как, даже губы не на том месте накрашены. Ну, от такой жизни и кто помоложе умом тронуться может.
– Возьмите себе, если вам нравится!
Маргарита метнулась к зеркалу, вставила гребень в волосы, посмотрела на свое отражение, но тут же вернулась, протянула мне гребень и сказала с сожалением:
– Нет, мне уже слишком поздно… если бы хоть лет пятьдесят назад… нет, это твое! Только твое! Это не случайно! Возьми! – И она чуть ли не силой воткнула гребень в мои волосы.
В первый момент мне стало как-то неприятно, все же этот гребешок только что побывал в седых космах Маргариты… но тут я снова ощутила покалывание в корнях волос и необычайный прилив сил, почувствовала, как усталость и тоска уходят из моего тела, сменяясь веселой силой. Свет в комнате стал ярче, воздух – свежее, он словно наполнился предгрозовым электричеством…
А старуха уже держала передо мной ручное зеркало, поворачивала, чтобы лучше было видно:
– Смотри! Смотри, как он тебе идет!
И я невольно взглянула на свое отражение, и действительно, как в том странном магазине, из зеркала на меня смотрело совсем другое лицо – живое и загадочное, и волосы завивались естественными завитками, глаза сверкали, как два сапфира…
– Да, он точно твой! Он тебе подошел! И это точно он, тот самый гребень! Я его хорошо помню!
– Какой – тот самый? – переспросила я.
– Ну вот, смотри, на нем две буквы – M и H!
– Ну да, – я усмехнулась, – если считать эти буквы латинскими, это мои инициалы, Мария Хорькова.
– Но на самом деле… M и H – это ее инициалы!
– О ком вы говорите? – Я с подозрением взглянула на старуху. Не иначе как она начала заговариваться. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, сколько ей лет? Сама проговорилась, что почти девяносто… в таком возрасте всякое бывает…
А Маргарита вдруг отвела глаза и засуетилась, стала накрывать на стол:
– Что я тебя разговорами занимаю, ты ведь наверняка голодная… после работы… давай уже чай пить… сейчас только на кухню схожу, чайник поставлю…
Надо же – у нее даже нет электрического чайника! А ведь был, не иначе Витька спер. Нужно будет ей новый подарить, чтобы старухе не приходилось каждую минуту бегать на кухню… при таких соседях это опасно.
– Я сама схожу! – заявила я решительно.
Взяла чайник, подошла к двери…
Да, сходить на кухню в этой квартире – все равно что зайти в клетку с дикими зверями или пройти по минному полю!
Я повернула головку замка, приоткрыла дверь, опасливо выглянула в коридор.
Кажется, никого. В соседней комнате раздавались крики и грохот, но в коридоре было пусто.
Проскользнула на кухню мимо соседней двери, поставила чайник на плиту, снова испуганно выглянула в коридор.
Пока все тихо…
Я решила дождаться здесь, пока закипит чайник, чтобы лишний раз не проходить мимо опасной двери.
Чайник запел свою уютную песенку, начал закипать…
И тут в коридоре раздались тяжелые шаги, и в дверном проеме появился здоровенный детина с белыми пустыми глазами. Увидев меня, он осклабился:
– Баба!
Он шагнул ко мне, широко раскинув руки, как для объятия… я покосилась на чайник. Он уже кипел. Можно схватить его и плеснуть на этого козла… правда, он может от боли совсем озвереть, и тогда мне конец.
Я не успела ничего сделать, потому что белоглазый тип вдруг резко остановился, как будто налетел на стену, замер, широко открыл рот, как выброшенная на берег рыба, и забормотал странным срывающимся голосом:
– Девушка, вы меня, конечно, извините… я ничего такого… я совсем не то хотел…
Видно было, что эти слова даются ему с трудом, он к ним не привык и сам удивлялся тому, что говорит.
– Я вас раньше здесь не встречал и вообще никогда таких красивых не видел… если вас кто попробует обидеть, вы мне только скажите… порву гада!
Последние слова были ему куда привычнее, и он выдохнул их с подлинным чувством.
Я удивленно взглянула на него, перевела дыхание и растерянно проговорила:
– Не надо никого рвать. Это лишнее. Ты меня просто пропусти обратно в комнату, а то, видишь, у меня чайник горячий в руках, как бы чего не вышло!
Он действительно стоял на моем пути и при его габаритах намертво загораживал мне выход.
– Дак конечно! – забормотал он, пятясь. – Дак само собой! А давайте я вам чайник донесу! Вам же тяжело, наверное! И рукам, опять же, наверное, горячо…
– Нет, мне совсем не тяжело! И не горячо! Я привычная! – поспешно заверила я его и как можно скорее проскользнула в комнату Маргариты Романовны.
«Что это было? – думала я, закрывая за собой дверь. – Неужели та самая любовь с первого взгляда, о которой так часто говорит художественная литература?»
Маргарита заварила и разлила чай.
– Пакетики эти я не уважаю, – говорила она, пододвигая мне синюю с золотом чашку из своего парадного сервиза. – Чай нужно непременно заваривать…
– Да, так, конечно, вкуснее, – согласилась я, делая глоток. – Но вечно времени не хватает…
– Вот то-то и оно, что вы все время спешите! – строго произнесла старуха. – А куда спешить? Жизнь – она одна… – Лицо ее стало задумчивым, и она сказала странную фразу: – Жизнь – это иллюзия, и смерть тоже иллюзия, это всего лишь рябь на поверхности воды, по которой пробежал легкий ветерок.
За стеной снова послышался грохот, а затем истошный вопль.
– Да что там у них творится? – Я поставила чашку.
– Гуляют… – вздохнула Маргарита.
– И часто у них так?
– Да, почитай, каждый день.
– И ничего не поделать? Может, полицию вызвать?
– Так никакого проку! – тяжело вздохнула старуха. – Проходили уже! Соседи участкового вызовут, а он придет, на меня же наругается и уйдет ни с чем.
– На вас? – переспросила я. – Почему же на вас?
– А потому что с Виктором ему связываться неохота. А потом, как участковый уйдет, еще Виктор на меня сердится.
