Саманту испугала напористость и грубость мужа. Она стала вырываться из его рук, пыталась прикрыть обнаженную грудь, но Алекс завел ее руки за спину.
– Алекс, прекрати. Отпусти меня, – крикнула она.
– Ты в гневе еще привлекательнее.
Пульсация между ног стала невыносимой. Набухший пенис до предела натянул ткань брюк.
Он подхватил девушку на руки и моментально положил на сено в углу загона, накрыв ее своим телом. Задрал подол платья до пояса, полностью оголив стройные ровные ноги. Провел рукой по округлым бедрам. Взгляд горел, еще больше пугая девушку.
Саманта стала вырываться из тисков его объятий, колотила кулаками по спине, плечам, груди. Все безрезультатно. Силы неравные.
Алекс схватил ее за запястья и завел руки за голову.
– Перестань строить из себя недотрогу и невинность. Я знаю, что я тебе не безразличен. Может, я и сухарь, чурбан, но я не остолоп.
– Алекс, нет. Прекрати. Не так, – все громче начала кричать Саманта.
Алекс заглушил ее крики поцелуем. Быстрым движением спустил брюки до колен и бедром раздвинул оголенные ноги жены.
Саманта испугалась и еще сильнее стала извиваться под ним, тем самым распаляя страсть мужа.
Продолжая одной рукой сжимать руки девушки, а другой ее упругую грудь, Алекс судорожно прорычал:
– Я не могу больше ждать, – и одним резким движением бедер вошел в лоно жены.
Сопротивление, боль, крик, оцепенение, удивление. Все слилось воедино. Смешалось.
Алекс замер. Саманта тихо лежала под ним, больше не двигаясь.
Граф закрыл глаза и боялся их открыть. Он понял, что натворил. Но уже было поздно.
По лицу девушки стекали молчаливые слезы, взгляд пустой, отрешенный.
– Ты девственница?
Но когда Алекс вышел из Саманты, то слова были лишними.
На все еще вздымающейся возбужденной плоти были следы крови. Бедра графа и графини в крови.
Алекс достал из кармана платок и судорожно вытер бедра жены, опустил подол платья.
– Прости. Прости, я не знал. Прости меня.
– Перестань. Ты уже сделал все, что мог, и наихудшим образом, – придя в себя, грубо ответила графиня.
Оттолкнула от своего тела руки мужа. Спокойно поправила лиф платья, прикрывая грудь. Поднялась с сена. Посмотрела на все еще сидящего на коленях Алекса. Взгляд горел гневом, обидой и болью.
– Никогда! Слышишь! Никогда больше не смей ко мне прикоснуться, – буквально выплевывая каждое слово в лицо графа, сказала графиня. Не оглядываясь, она быстро покинула конюшню.
Алекс все так же сидел на сене. Неудовлетворен, опустошен, сгорал от стыда и злости на самого себя.
Впервые в жизни не знал, что делать. Впервые в жизни он ощущал себя последней скотиной и тварью. Он никогда и никого не брал силой. И вот ту единственную, которую он желал и телом, и душой – взял силой и самым грубым образом. Он только что отогнал от себя ту, которую не хотел выпускать из рук. Обидел ту, которую хотел защитить от всего мира.
Занимаясь самобичеванием, Алекс потерял час времени. Опомнившись от собственного поступка, он встал, привел себя в порядок и, как побитая собака, отправился на поиски жены – просить и умолять о прощении.
Войдя в дом, он всем телом ощутил пустоту и полную тишину. Пустота в доме была больше, чем физическая пустота. Тишина разрывала слуховые перепонки.
– Грум, где Саманта?
– Сэр, она уехала, – не смотря в глаза хозяину, ответил дворецкий.
– Когда? Куда? – резковато спросил граф.
– Сэр, – запинаясь, продолжил дворецкий, – графиня велела собрать все ее вещи и привезти их в дом ее отца.
– Собрать вещи. В дом отца, – вторил граф.
«А чего ты ожидал?» – сам себе сказал Алекс.
– Что, сэр? – недоумевая, уточнил Грум удаляющемуся графу.
Алекс поспешил к дому отца Саманты. Но дворецкий сообщил, что ее нет дома, а мистер Шарп уехал по делам. Ничего не добившись, граф вернулся домой с намерением вернуться завтра.
Всю ночь Алекс не мог заснуть. Закрывая глаза, он четко видел, как брал силой свою жену – женщину, которую хотел каждой частичкой своего существа. Ни одну женщину он не любил. Он не знает, что такое любовь. Но одно Алекс знает точно – она единственная женщина, которую он хочет. Хочет видеть ее каждый день, слышать ее голос, смех, видеть ее глаза. Он ухитрился обидеть того, в ком нуждался. Он должен заслужить ее прощение. Обязан этого добиться.
Утром первым делом Алекс отправился в дом тестя.
На встречу к нему вышел сам отец Саманты, приглашая его в свой кабинет.
– Чем обязан таким ранним визитом, дорогой зять?
– Мистер Вайтленд, я знаю – Саманта у вас. Мне необходимо с ней увидеться и поговорить.
– Хорошие, однако, выходят дела. Дочь приезжает к отцу, убегая от своего мужа. Я правильно трактую ситуацию?
Шарп поднял руку, предупреждая возражения со стороны зятя и не ожидая ответа на свой вопрос.
– Алекс, я не знаю, что у вас произошло. Как отец, который выдал дочь замуж, я должен чтить традиции. Жена должна быть при муже. При любых обстоятельствах. У вас не совсем обычный брак. И тому я являюсь причиной. Я виноват перед ней. И в долгу перед ней за свою слабость. Но сейчас суть не в этом. Ты, наверное, так до сих пор и не понял, что за женщина жила возле тебя все эти три месяца. Она особенная. И это я говорю не как любящий отец, а как мужчина, видавший многих женщин в этой жизни. Саманта своевольная, гордая, умная. У нее на все есть свое мнение и взгляд, и, замечу, они того стоят. Я всегда уважал ее желания, но не потакал. Прислушивался к ее мнению. Да, да, прислушивался. Большая половина мужского населения ей в подметки не годится. В десять лет Саманта рассчитала полив нашего сада, да так, что на следующий год урожай увеличился в четыре раза. Наш садовник до сих пор пользуется ее подсказками. А в двенадцать лет обыграла чемпиона по шахматам из Лондонской школы. А в тринадцать объездила дикого скакуна Моргана, втайне от нас всех. Морган в последующем стал шестикратным чемпионом в забеге с препятствиями.
После небольшой паузы мистер Шарп продолжил:
– Она спасла мне жизнь. Вернула смысл жизни, когда я овдовел. Заметь, в тот момент она потеряла мать, стала сиротой. Ей было в сотни раз тяжелее, чем мне. Это я должен был ее утешать. Но вышло все наоборот. Я уважаю и чту ее решения. Наверное, сам виноват, что моя дочь выросла такой своевольной. Но если она приехала в мой дом, значит, так ей лучше. Она будет здесь столько, сколько сама захочет. И тут ты мне не указ, при всем моем уважении к тебе.
Слова отца стали большим откровением для графа. А ведь он, действительно, ничего не знает о своей жене. Стыдясь себя еще больше, он окончательно решил искупить свою вину.
