Сценарий написал Жан Кокто. Он, как Анненков, остался в оккупированном Париже и, по меткому замечанию Эрнста Юнгера, «жил в Аду, но устроился в нем вполне комфортно». И работал тоже в полном комфорте.
Кокто любил Вагнера и осторожно восхищался Ницше. Он весьма своевременно, как раз на пике расцвета наци-культуры Парижа, придумал новую версию истории о Тристане и Изольде. На киноэкран ее перенес режиссер Жан Деланнуа.
Действие происходит в некой современной стране, в замке, где живет благородный вдовец Марк, приютивший беспутное семейство своей покойной супруги. К ним приезжает погостить веселый здоровяк Патрис (Жан Маре), племянник Марка, прекрасно сложенный платиновый блондин из золотых снов Кокто. Патрис бывает «в городе», не брезгует тавернами и кабаками. Он знакомится с очаровательной девушкой Натали (Мадлен Солонь) и предлагает ей утешить своего дядюшку Марка, вступив с ним в законный брак, что она и делает. Дальше история развивается согласно средневековому роману: Патрис и Натали по ошибке выпивают волшебный напиток, влюбляются друг в друга без памяти. Марк в бешенстве, Патрис убегает вместе с Натали. В конце — трагическая развязка: любовники красиво умирают.
Патрис в коротком вязаном пуловере и Натали в неоклассическом платье.
Кадр из фильма «Вечное возвращение», 1943 г.
Фильм, конечно, был снят с расчетом на главных и, увы, неизбежных зрителей — германских военных и чиновников, новых парижан. Немецкое в фильме все, от сюжета до платиновых укладок Патриса и Натали. Анненков, талантливый имитатор, быстро перенял германский акцент и одел персонажей в стиле оккупационной моды с элементами готики, столь любимой и понятной для просвещенной немецкой публики. Мать беспутного семейства шуршит по замку в эффектном платье со шлейфом, в этом наряде — отзвуки голливудского шика 1930-х и бургундских причуд XV века. Натали одевается патриотично, то есть в духе Третьего рейха: она в скромных белых блузках, шерстяном пуловере и жакете со шнуровкой и прямоугольным вырезом — почти копия немецкого народного костюма дирндль, который стал формой женщин рейха. В оккупированном Париже в них появлялись на парадах даже коренные француженки и выпрастывали в нацистском приветствии руки. Анненков это видел и передал в фильме.
Он также понимал, что цвет блонд — не просто модный, а политически модный в оккупированной Франции. К тому же его Наташа Беляева была натуральной блондинкой. И моду, и политику, и волосы любовницы он зашифровал в прическе Изольды. Мягко вьющиеся локоны Мадлен Солонь велел окрасить пергидролем, распрямить и подвить на концах. Не прическа, а настоящий рыцарский шлем-барбют, еще одна зашифрованная цитата из готического немецкого Средневековья. Интересно, что после премьеры фильма в Париже появились модницы с точно такими же укладками. Назывались они «а-ля Изольда» и «а-ля Солонь».
Юрий Павлович, конечно, сочинил для актрисы не только пангерманскую прическу и костюмы-дирндль. Он сделал изящный комплимент ее стройной фигуре, предложив для самых важных сцен великолепные платья с древнегреческими драпировками. Античность в то время была популярна, отчасти благодаря режиссеру Лени Рифеншталь и ее эстетской «Олимпии» 1938 года. Но Юрий Павлович, конечно, знал модельера мадам Гре и, бесспорно, видел ее творения — трикотажные платья с невероятными скульптурными складками. Язык Фидия и Скопаса она переводила на язык французской haute couture. Эта стилистическая близость костюмов Анненкова и Гре становится явной в сцене, когда Натали встает у высокого камина, превращаясь в мраморную кариатиду.
Образ Патриса художник решил в современном спортивном стиле. Патрис — высокий блондин с квадратным подбородком, широкими плечами, узкой талией и крепкими лошадиными икрами. Он фатоват, простоват, влюбчив и доверчив как дитя. Он носит короткие трикотажные пуловеры и галифе. И еще носит высокую челку — непослушную, волнистую, волнующую. Ее придумал друг, любовник и патрон Маре — Жан Кокто. И потом гордился этой своей деталью, говоря, что Элвис Пресли с его коком — ну это же пародия, беспардонный плагиат, кошмар. Молодые люди и даже девушки, подражая Патрису, обзавелись галифе с пуловерами, украшенными затейливыми тевтонскими рунами.
Жан Кокто, соавтор Патриса, сам был известным модником. Во время работы над «Вечным возвращением» Анненков присмотрелся к его стилю: вечно элегантный, бутафорно небрежный, вихрастый и расслабленный, в свободных пиджаках и куртках, рукава которых подворачивал. Многие задавались вопросом, почему мэтр так делает. И сами придумывали ответ: ну конечно же, чтобы привлечь внимание к своим красивым рукам, к длинным артистическим пальцам. Но дело было в другом. Кокто, записной денди, знал главное отличие пиджаков магазинных от сшитых на заказ: рукава первых украшали ложные петлицы, петлицы заказных были настоящими. И, чтобы продемонстрировать их дороговизну, Кокто непременно расстегивал пуговицы манжет и подворачивал рукава. Анненков понял этот трюк.
С Максом Офюльсом
«КАРУСЕЛЬ» И ДРУГИЕ УДОВОЛЬСТВИЯ
После Второй мировой всем захотелось красоты — чистой, дорогой, журнальной, сексуальной. В 1945 году закончилась мужская гонка вооружений и началась женская. Война жестоко отредактировала многих ловеласов, красавцев осталось наперечет. За редкими симпатягами началась охота. Женщины стреляли глазами, бомбардировали огненными поцелуями, не забыв ярко накрасить губы «гильзами» (так назывались тюбики помады). Они манили пышными бюстами и пышными бедрами, которые без устали кроил для них волшебник Кристиан Диор.
Женщины, все до одной, хотели быть принцессами. За шесть военных лет они истосковались по ярким цветам, золоту, роскоши. Пока парижские мэтры моды шуршали тафтой, шелестели шелками, кроили цветочные платья на венчиках-кринолинах, режиссеры и сценаристы сочиняли сказки — одна другой краше, одна другой слаще. О королях и принцах, куртизанках и шарлатанках, о временах ушедших и нынешних, таких восхитительных, таких — ах! — сказочных. Блокбастерами были фильмы «Поющие под дождем», «Как выйти замуж за миллионера», «Анастасия», «Война и мир», «В джазе только девушки».
Французский кинематограф не отставал от голливудского. Жан Деланнуа сотворил «Собор Парижской Богоматери». Жан Ренуар в забавных подробностях рассказал историю «Мулен Руж». Кристиан Жак сочинял кинороманы плаща и шпаги, самый модный среди которых — «Фанфан-тюльпан» с Жераром Филипом.
Макс Офюльс тоже был режиссером-сказочником, но с душой меланхоличного романтика. Его сказки были немного грустны и не всегда с хеппи-эндом. Офюльс нашел себя поздно, уже в 1950-х. До этого были необустроенная хаотичная жизнь и раздерганное творчество. В двадцатые — неуверенные поиски себя в веймарском театре и кино. В тридцатые — бегство от нацистов: из Германии во Францию, из Франции в Швейцарию, оттуда — в США. Но и там его приняли нерадостно и проектов не оценили. Лишь в 1950 году в свободной, спокойной и приветливой Франции он нащупал свой стиль. Нашел понятливых финансистов, не стеснявших движение его пластичной авангардной кинокамеры, и этим обеспечил успех своему первому послевоенному фильму «Карусель». Костюмы для него сочинил Анненков.
