С Натальей правило не работало. Она отшивала его даже сонная, а сам Барон никак не мог успокоиться. Драка завела или очередной выпад строптивой пленницы? Она его не боялась, теперь он понял окончательно. Пятьдесят ударов за нарушение правил о разговорах за собой оставил, но не знал зачем. Бить её бесполезно. Даже ругать в воспитательных целях. Авторитета сильного не признавала, голову от страха не теряла, думала быстро и продуктивно. Редкий дар. Очень ценный.
Он чувствовал к дочери врага что-то похожее на уважение. Восемнадцатилетняя девочка оказалась крепче духом, чем четыре взрослых мужика. Её ломали, а она не поддавалась. Может, потому что терять нечего? У Барона с друзьями был бизнес, деньги, семьи, положение в обществе, а у неё только тетя и провалившаяся попытка поступить в институт.
Нет, другое здесь, изнутри идет. Тяжелая жизнь воспитала или родилась такой. На отца не похожа. Гена что-то разглядел в чертах лица, но ошибся. Нос у девушки круглее и губы пухлые. У Нелидова всегда сложены в нитку и над подбородком глубокие морщины. Совсем не похожа.
Он осторожно тронул её за колено, девушка не проснулась. Отлично. По тесному бункеру до кровати её еще донести нужно. Если начнет брыкаться, погром устроит. Пусть спит. Ради этого поил вином.
На руках её вес почти не чувствовался. Пятьдесят килограмм или меньше. Всегда так плохо ест или только в плену голодает? Барон положил её голову себе на плечо и обнял крепче. Желание вспыхнуло с новой силой. Тепло легкого интереса сменялось жаром похоти. Он уговаривал себя, что замкнутое пространство и скука располагали к флирту, да еще и азарт охотника подстегивал. Будь на её месте кто-то другой, случилось бы так же, но самому в оправдания не верилось. Слишком быстро заводился. Слишком остро на неё реагировал. Хоть круглые сутки держи на алкоголе и таблетках, чтобы не просыпалась. Плохо это. Трусливо.
Кровать себе в бункер поставил широкую. Отсек за ширмой она занимала почти полностью. Здесь втроем поместить можно, не то, что с хрупкой девушкой. «Не пристраивайся ко мне, на диване спи». Смешно. Ей сейчас нет дела – одна лежит или рядом с кем-то. Едва опустил её на покрывало, как сонно обняла подушку и повернулась спиной.
– Наталья, – позвал сначала тихо, а потом громче. – Наташа?
Спит или притворяется, чтобы оставил в покое. Легко проверить, в принципе, достаточно еще раз прикоснуться. Система отопления сейчас нагонит температуру, в бункере душно станет. Ткань у черного платья плотная, перегрев поверх похмелья серьезную головную боль устроит. Нужно раздеть.
Да, он себя уговаривал. Сочинял повод, разглядывая плавную линию бедер и длинные ноги. Красавица. В старых тряпках не так было заметно, но маленькое черное платье творило чудеса. Руки сами тянулись к впадине под коленом. Узнать, вздрогнет ли, если провести пальцами? Чувствительное место.
Тихо в бункере так, что даже дыхания не слышно. Наталья не проснулась от прикосновения, и Барон, осмелев, положил ладонь на её бедро. Ткань заструилась под пальцами. Бархатная, нежная. Он прошел рукой все изгибы до спины и вернулся обратно. Восхитительно упругая попка. Настолько соблазнительная, что эрекция стала полной. Вся кровь от головы ушла. Еще немного и в паху пульсировать начнет.
Барон потянулся к собачке замка на платье. Спасибо портным за молнию на спине. Расстегивал плавно, не дергая, чтобы не беспокоить спящую девушку. Молния расходилась, ткань открывала голую спину, горизонтальный прочерк бюстгалтера с застежкой, фиолетовые синяки. Барон замер, разглядывая то, что осталось после ударов ремня. Не может быть! Он аккуратно бил. Только туда, куда можно без особого ущерба.
Что натворил-то? Господи, все синее! Кое-где с желтизной и красными разводами. Возбуждение моментально пропало, давление подскочило, и в груди от боли стало тяжело дышать. Хвастался, что уродом не стал? А это как? Помнил, что не в себе тогда был, но чтобы настолько…
Стенокардия давила. Каждый вздох отдавал болью и жжением в груди. Таблетки нужно пить, а он за алкоголь схватился. Два глотка вина ему сейчас все лечение перечеркнут.
Чем дольше смотрел на синяки, тем хуже становилось. Не выдержал и накрыл спину Наталья пледом. Достаточно, он все понял. Да где таблетки-то? В пиджаке остались? В карманах брюк нет.
Пламя поднималось от груди до горла. Хлопал себя по карманам в надежде, что где-то зашуршит блистер. Гена далеко, бесполезно звонить, не успеет приехать. Паника мешала думать и делала боль ярче. Нужно лечь и не дергаться, успокоиться. Стоп! Карман рубашки на груди. Там что-то есть.
Нашел, нащупал. Через горло свитера до кармана добрался и вынул таблетки. Хотел проглотить белый кругляш, но вспомнил, что под языком держать нужно. Через край было в последние дни всё, что запрещали доктора. Так можно до выкупа не дожить. Смешно будет и в чем-то правильно, наверное. Заждались друзья.
Барон лег на подушку рядом с Натальей и вытянул ноги. От горечи лекарства сводило скулы, боль отпускала. Нет, он еще поживет немного.
Глава 11. Шрамы на груди
Я чувствовала, что Барон меня трогал, но не могла проснуться. Так бывает за мгновение до глубоко сна. Вроде и хочешь открыть глаза, послать матом или хотя бы дернуться, а тело уже тебе не принадлежит. Так и уплыла во тьму с панической мыслью, что проснусь голая и опозоренная.
А проснулась с похмельем. Проклятье, надо же было забыть, какое оно лютое от вина! Водку я пила один раз в жизни и уже знала, что после неё легче. А все это белое сухое, красное полусладкое, игристое, домашнее оставляло феноменальную каку во рту и страшную головную боль. Петрюс, Дор блю. Погуляли дорого, а результат тот же.
Под покрывалом еще вспотела. За каким чертом Барон меня накрыл, а потом врубил отопление на полную катушку? Это новый вид пытки? Платье насквозь мокрое, жажда, как у путника в пустыне, и ощущение разбитого тела. Вдобавок к похмелью, да.
– Мать моя фараониха, – простонала я вслух, – теперь понимаю, как лежалось забинтованным мумиям в египетскую жару.
Язык больше не заплетался, но еле ворочался. Опухшие веки напоминали вареники. И некстати пришло осознание, что платье расстегнуто. Твою же Нефертити. Сама бы я точно не дотянулась, значит, хозяин бункера постарался. Зачем? Только платье расстегнул или еще чего сделал?
Белье на бедрах я ощущала, подозрительную боль нет. Есть шанс, что не тронул, но как проверить? Не руками же туда лезть. Одноклассницы, когда просыпались утром в чужих квартирах и ничего не помнили, пальцы в трусы толкали. Если мокро, значит было. Но я стеснялась. Вообще не представляла, что такое можно учудить.
А куда Барон делся? Подушка рядом смятая, парфюмом его пахнет, а самого нет. Неужели ушел? Я с трудом подняла голову и посмотрела вглубь бункера. Обзор на половину перекрывала занавеска, но на кухне и в гостиной никого не было. Странно. С таким апломбом пообещал вместе со мной в душ ходить и сбежал.
Вставала я с кровати, совершая подвиг Ильи Муромца, провалявшегося с печи тридцать лет. Емеля, кстати, с неё вообще не слезал и прекрасно себя чувствовал. Ну а мне пить хотелось, и попросить подать стакан оказалось не у кого. Добралась до ширмы и услышала тихий голос:
