В других машинах одновременно открыли двери, и на дорогу, как по команде, вышли одетые в черные куртки мужчины. Я от страха дышать не могла. Команду спрятаться пропустила мимо ушей. Все равно не могла пошевелиться.
– Андрей Александрович! – громко позвал тот, что шел впереди остальных. – Ну, зачем же вы убегаете? Мы ведь только поговорить хотели.
– Ага, вежливые вооруженные люди, – пробормотала я, приглядываясь к их рукам, спрятанным за спиной.
– Наталья, пригнись! – дернулся Барон. – Там не на что смотреть!
– Алексей сдал, – выцедил сквозь зубы Гена. – Джерри хренов. От меня бегал, а Нелидову все выложил.
– Тихо. Неважно уже.
Я вцепилась в эту мысль, как в спасательный круг. Крыша ехала, трясло крупной дрожью. Не важно, кто сдал, рассказал под пытками или добровольно. Это конец. Никто за нами не бегал. Просто сидели возле больницы, где лечился Барон, и ждали его. Больное сердце не могло выдержать слишком много. Похищение, прятки, побег. Оно и не выдержало.
– Владислав! – крикнул Гена. – Пожалей людей, мы вооружены.
– Вас мало, а у меня автоматы, – прокричал в ответ главарь. – Перестрелка будет феноменально короткой.
– Её не будет, – тихо сказала я, – пожалуйста, Андрей, дай мне выйти. Мы проиграли, я поеду к отцу, а ты ложись в больницу. Нет человека, до которого нельзя достучаться…
– Есть, – так же тихо ответил он. – Если я отдам тебя сейчас, больше никогда не увижу.
У него лицо побелело, нос и губы стали синими, но я смотрела только в глаза. Огромные, безумные, чужие. Я знала, что он прав, но по-другому не могла. Его жизнь дороже разлуки. Его жизнь дороже всего. Я выйду, и никто не будет стрелять. Закрою собой машину. Я в бронежилете, а Барон и Гена – нет. Единственный шанс. Должно получиться. Сейчас.
Господи, как страшно. Я – не герой, не псих, но телу достаточно одного импульса. Того, что за гранью разума. Так падают в пропасть, бегут в горящий дом и бросаются в ледяную воду. Потому что за той гранью вся твоя жизнь.
Я рванула ручку, ударила плечом дверь, и ветер с дождем обрушились на голову. Шаг, еще шаг. Открылись двери машины, Барон и Гена кричали вдвоем, но я видела только главаря и его черных человечков за спиной. Они летели птицами, махали крыльями-руками. А я к ним.
– Не стреляйте! Не стреляйте!
– Наталья!
Дождь бил в лицо, капли текли за шиворот. Самое черное небо, которое я когда-либо видела, падало на голову.
– Не стреляйте!
Они пришли не за мной. Они пришли убивать. Слишком поздно я это поняла.
Выстрел оглушил, земля содрогнулась под ногами. Я зажмурилась от боли, которой еще не было, которая так и не появилась. Не в меня. Господи, а в кого?
Сама стала птицей, взмахнув руками и повернувшись назад.
Он еще стоял, но в глазах блестела вспышка выстрела долгим и болезненным эхом. В правой руке тяжелым камнем лежал пистолет.
– Андрей!
Кровь алым цветком распускалась на белой рубашке. Нестерпимо горячая, липкая, с медным привкусом. В самом центре груди. Там, куда попала пуля.
Они убили его.
Они забрали у меня самое дорогое. Всю мою жизнь.
– Андрей!
Гена схватил его за шиворот, а меня рванули назад чужие руки. Сильные, как тиски, крепкие, как канаты. Зажали рот и закрыли глаза. Сердце остановилось, оно не хотело больше биться.
Они убили его.
– В машину её! Быстрее!
***
Потолок в моей тюрьме натяжной. Идеально ровное полотно первозданной белизны. Даже бликов на нем нет. Матовое. Как холст, на котором совершенно не хочется рисовать. Кончились мои краски. Осталась одна. Черная. Траурное платье восемнадцатилетней вдовы. Спасибо, папа, роскошное состоялось знакомство. Я раньше всерьез считала, что он бросил маму, и все пошло не так, как должно было. Я ошиблась. Лучше бы его не было никогда.
Нелидов выделил мне отдельную комнату в особняке. Маленькую, по его словам, уютную. Это все, что я запомнила из первого разговора. Владислав, затащив меня в машину, позвал Хирурга и велел поставить успокоительное. Я мечтала, чтобы в шприце оказался препарат, убивший Маркиза, Герцога и Графа. Выла, рычала и рвалась из рук. А потом лекарство подействовало, и пришла пустота. Тупая, бездумная, ватная пустота. Наверное, так психи лежат на койках и пускают слюну. Это не описать словами. Я буквально превратилась в ничто.
Барона больше нет. «Он с друзьями в лучшем мире», как обычно писали в книгах, но я боялась, что это не так. Его нет. Щелк и больное сердце не бьется, в груди дырка, в глазах то безумие, что я видела последним, и отражение моей спины.
Я его убила. Своей глупостью, своим побегом. Понадеялась, дура, на бронежилет и выскочила под пули. Если бы мы остались сидеть в машине, ничего бы не было. Владислав все равно бы меня забрал, но Андрей остался жив.
Я убила своего похитителя. Отомстила ему сполна за дыбу, веревки на запястьях, синяки от ремня.
Я убила мужа. Любимого, единственного. Где здесь балкон? С третьего этажа насмерть не разобьюсь, но можно залезть на крышу. Все лучше, чем жить в аду сожаления и одиночества. Мне всего восемнадцать, впереди десятки лет.
В дверь деликатно постучали. Я села в кровати и натянула одеяло до груди. Туман в голове еще не рассеялся, пальцы едва сжимались, тело казалось резиновым. Выйти в окно или еще что-то сделать не давал второй препарат от Хирурга. Не такой жесткий, как первый, но вязкий и прилипчивый. Он не избавлял от боли, просто мешал слишком остро на неё реагировать.
– В-войдите, – сонно ответила я.
Нелидов был ниже Барона ростом, гораздо шире в плечах и прятал под пиджаком живот, как все мужчины его возраста. Лицо биологического отца я видела в третий раз, но по-прежнему не приглядывалась и не пыталась запомнить. Я не задержусь в его доме надолго. Я вообще с ним разговаривать не собиралась.
– Наташа, тебе стало легче?
Голос противный. Сам он весь мне омерзителен. Урод. Чудовище, убийца. Шесть трупов! Их, наверняка, больше, просто я знаю только об этих.
– Приехал наш семейный доктор Владлен Николаевич. Я попросил его осмотреть тебя. Можно позже, если ты хочешь отдохнуть.
Нелидов говорил, стоя у двери. Дальше в комнату зайти не решался. Боялся, что наброшусь и покусаю? Я сейчас не могу, спасибо Хирургу. Но как только действие препарата закончится, обязательно схвачу, что потяжелее, и буду бить папашу, пока силы не закончатся.
– Извини, что Владислав тебя связал. Я просил обращаться максимально деликатно, но речь шла о твоей жизни и здоровье. Владислав – начальник моей службы безопасности, его ребят ты тоже видела. Я жалею, что не приказал взять тебя под охрану, как только узнал, что Оксана родила дочь и умерла. Не хотел напугать и свалиться, как снег на голову. Очень жалею. Наташа, я представить не мог, что Барановский такое вытворит. Вот уж действительно тварь без ума и совести.
